– Так можно, – кивнула Яна.
И снова покорно отдалась во власть Егора. Покорно и даже с желанием, но предвкушения чуда уже не было. Да оно и не произошло. Хорошо было, но банально...
* * *
– Яна!
Трудно было не узнать голос Филиппа Михайловича. Мягкий, грудной, этакий приглушенный мужской альт, приятный на слух и даже в какой-то степени волнующий.
Яна остановилась, в нерешительности обернулась, вымученно улыбнулась.
– Здравствуйте, Филипп Михайлович.
Он, как всегда, выглядел отлично – во всяком случае, для своих лет. Холеный, свежий, статный, в дорогом черном пальто при белом как снег шарфе.
– Яна, у меня к тебе разговор...
Он показал на свою «Волгу». Ей ничего не оставалось, как принять его приглашение.
Они сели на заднее сиденье, и Филипп Михайлович тут же попросил своего водителя пойти прогуляться.
– С нашим Вильямом очень плохо, – сказал он.
– Вы хотели сказать, с вашим?
– Нет, с нашим.
– Он уже три месяца как не мой...
– Эти три месяца... вернее, два... если точней, то полтора... В общем, он прошел курс лечения в наркологии... Завтра он выписывается...
– Я очень рада за него.
– Ты не понимаешь, он очень любит тебя.
– Да, наверное, это трудно понять.
– Я еще раз говорю, ты не понимаешь...
Он взял ее руку, положил в одну ладонь, другой мягко накрыл. В этом положении и застыл, задумавшись о судьбе своего сына.
– Ты не понимаешь, – повторил он. – Вильям любит тебя... Он сказал, что снова начнет пить, если тебя с ним не будет... Ты должна быть с ним. Завтра он возвращается, и я бы хотел, чтобы ты его ждала дома...
– Он этого хочет?
– Ну, конечно же...
– Кому он об этом сказал?
– Мне... И матери...
– Почему он мне ничего не сказал?
– Он в больнице... вернее, в частной клинике...
– Там нет телефона?
– Есть... И он мог бы тебе позвонить. Но он не может. Боится... Он прекрасно понимает, что очень плохо с тобой обошелся. Раскаивается...
– Раскаивается, – презрительно хмыкнула Яна. – Ваш сын – слабак и слюнтяй.
Ей очень хотелось добавить, что он позволил бандитам увезти ее черт знает куда, но решила не нагнетать и без того напряженную обстановку.
– Нелестный отзыв... Но боюсь, что мне придется согласиться с ним. Вильям – действительно слабохарактерный.
– И ленивый.
– Вот здесь ты не права. А если права, то не совсем. Вильям очень хочет заняться стоящим делом. И я собираюсь ему помочь. Есть у меня задумка насчет совместного советско-американского предприятия. Да что там задумка, наработки уже есть... Я думаю, Вильям может возглавить это предприятие...
– Пожалуйста, мне-то что.
– Не надо так говорить. Он нуждается в тебе, и ты должна его поддержать. Ты для него якорь в этой жизни. Он сам так сказал...
– Может быть, и якорь, – мрачно усмехнулась Яна. – Но незарегистрированный... От этого якоря можно легко отцепиться, чтобы заменить его на другой...
– Ему не нужны другие якоря...
Яна пытливо глянула на Филиппа Михайловича. Неужели он не понял ее намек?
– В этом я уже убедилась... Извините, меня ждут...
Она высвободила руку, потянулась к дверце, чтобы открыть ее.
– Погоди...
Он мягко положил руку ей на плечо, произвел легкое усилие, чтобы развернуть ее к себе. Яна повиновалась.
– Я тебя понял... Ты хочешь замуж.
– За Вильяма? Не хочу... Но если жить с ним, то с печатью в паспорте. Чтобы не чувствовать себя его содержанкой... Или вашей – ведь вы же даете ему деньги...
– Обещаю, если Вильям не сорвется, то к лету ты станешь его женой.
– Вы обещаете? – усмехнулась Яна. – В том-то и дело, что вы обещаете... Вильям полностью зависит от вас. Папенько-маменькин сыночек...
– Если бы это действительно было так, он бы не упрямствовал – работал бы, не пил...
– Ну хоть в этом он проявляет упорство. Настоящий мужчина!
– Я вижу, ты не очень высокого мнения о нем... Но ты его все равно любишь...
– Люблю?..
Действительно, Яна любила его. Но давно уже не так сильно, как Егора... А Егора больше нет. Вернее, он есть, но в тюрьме. Два месяца назад арестовали, скоро суд – соучастие в каком-то преступлении плюс незаконное ношение оружия. Осудят его, и неизвестно, когда он выйдет. Если вообще выйдет... А ее жизнь продолжается. Чуть больше чем через год она заканчивает университет, ей надо как-то устраиваться в этой жизни. И как ни осуждала она Лизу за ее мещанские взгляды, но не согласиться с ней не могла – лучше быть рядовым учителем в Москве, чем профессором в каком-нибудь Свердловске. И хорошо, если муж будет, квартира и все остальное, что составляет блага жизни...
– Может быть, и люблю...
– Ну вот и договорились, – скованно улыбнулся Филипп Михайлович.
– Ни о чем мы не договаривались...
Яна попробовала возмутиться, но не нашла в себе побуждения к этому. И покорно махнула рукой, соглашаясь:
– Но если вы настаиваете, завтра я поеду к Вильяму...
– Не просто к нему, а к себе домой, – поправил ее Филипп Михайлович.
– Пусть будет так, я не возражаю, – уступчиво кивнула она.
– И не надо завтра, можно прямо сейчас... Или у тебя кто-то есть?
– В каком смысле? – вздрогнула Яна.
– В прямом... Ты девушка взрослая, у тебя может быть мужчина...
– Нет мужчины... А если бы и был... – И снова она не нашла в себе желания перечить будущему свекру. – Нет у меня мужчины, – сказала она и, немного подумав, добавила: – И не было...
Вранье. И вовсе не во спасение. Но Яна была далека от того, чтобы мучиться из-за этого угрызениями совести.
* * *
Вильям вернулся из клиники. Жалкий и никчемный. И куда только делся тот парень, которого она когда-то знала? Разве можно было забыть тот день, когда он залез к ней на третий этаж в общежитие. Хотел, чтобы она вернулась к нему. А как подъехал на белом коне, в белом костюме, с цветами. Тогда он забрал ее к себе... Может, и нелепо все это было, но как романтично. А сейчас – ничего. Только жалкая улыбка, только искательный взгляд.
– Ты меня простила? – спросил он.
– А ты просил у меня прощения? – насмешливо вскинула бровь Яна.
