— Я тоже… Был вором и останусь им. Но работать тоже надо… Я на скрипке умею играть…
За одиннадцать лет в неволе он ни разу не прикоснулся к инструменту. А ведь была возможность выступать перед зеками в клубе. Но для него это было западло. Ведь он же вор, а не «мужик». Но сейчас он ничего зазорного не видел в том, чтобы нет-нет да и сыграть на публике, для отвода глаз, так сказать. Смотрите, вот он, Скрипач, встал на путь исправления… С ментами сейчас нужно быть особенно осторожным.
— Так чего ж ты сразу не сказал?.. У меня же дядька родной филармонией заведует…
Валя вскочила с постели и, выставляя на обозрение голую задницу, подбежала к телефону.
— Алло… Здравствуйте… Как здоровье?.. У вас случайно нет свободного места в оркестре… Скрипка…
В разговор он не вслушивался, но обрывки фраз доходили до его сознания.
— Есть?.. Резервное?.. Когда?.. Хорошо… До свидания…
— Ну что? — лениво спросил Женя, когда Валя снова заняла место возле него.
— Есть место. Только оно вроде как резервное. Если вдруг кто из основного состава заболеет. И оклад копеечный, — уныло вздохнула она. — И то тебя еще нужно прослушать. Подойдешь ли ты еще или нет?..
— Пусть прослушивают, — пожал он плечами.
— Так выступать ты будешь не чаще двух-трех раз в месяц. И зарплата мизер…
— Два-три раза — это даже много. А зарплату я дяде твоему отдавать буду…
— А как же жить? — спросила она и осеклась.
— Вот-вот, ты правильно все поняла. Я воровать буду… Если это тебе не нравится, можешь меня прогнать…
— Ну что ты, Женечка, мне все нравится…
Она прижалась к нему и начала ласкать языком его грудь. Приятное ощущение. Но внизу живота у него ничего не шелохнулось.
* * *
Прослушивание назначено было на три часа дня. Но готовиться к нему Женя начал с утра. Нет, он не волновался, как студент перед экзаменом. Не представлял себя на гребне успеха. Ему было абсолютно все равно, возьмут его или нет. Но скрипку чужую он в руки брать не собирался. Поэтому с утра отправился к родителям, за своей скрипкой. Тринадцать лет не брал он ее в руки. Но почему-то был уверен, что она будет слушаться его. Три дня он уже в Тригорске и все это время провел с Валей. Она рада, да и ему неплохо. Но ведь пора и родителей навестить. И с Цирюльником уже давно пора встретиться. Коготь-то ему уже сказал, что тот здесь, год назад после «пятилетки» откинулся…
— Женя, Женечка… Женя! — Мама бросилась ему на шею.
Она собиралась уходить на работу. Но, наверное, это к лучшему. А то как-то неохота слушать ее душеспасительные беседы.
— Привет, сын! — протянул ему руку отец. — С возвращением!
Женя обвел глазами убогую их комнату в коммуналке. Бедные, до седых волос дожили, а так и не дождались отдельной квартиры. А еще хотят, чтобы он зарабатывал себе на жизнь честным трудом. Далеко на этом труде уедешь…
— Я за скрипкой. Цела она хоть? — спросил Женя, когда радость родителей немного улеглась.
— За скрипкой? Зачем она тебе?
— В оркестре симфоническом играть буду…
— Сынок… — растрогалась мама. — Неужели за ум взялся?
— А разве не видишь?.. Он хоть из зоны, а на зека разве похож? — подхватил отец. — Чистый, опрятный, настоящий интеллигент…
— А ведь верно…
Мама всегда мечтала видеть его культурным, высоковоспитанным человеком. Что ж, если она этого хочет, он будет таким казаться.
Родители ушли на работу, а он остался дома. Взял скрипку и немного поупражнялся. Вроде ничего получается. В час дня отправился в филармонию.
Ехал на троллейбусе. Он ни на минуту не забывал о своей основной профессии. Впрочем, сегодня он не собирался выискивать себе жертву. Но она сама нашла его. Толстый потный мужчина стоял, держась за поручни. Из его заднего кармана брюк, из «окна», торчал краешек тонкого бумажника. Тонкий — не значит пустой. Там могли лежать сотенные купюры.
Рука Жени сама потянулась к его карману. Он уже коснулся пальцами теплой сыромятной кожи «лопатника», когда его руки коснулись чьи-то пальцы.
Менты!
Но Женя даже не вздрогнул. Ну подумаешь, захотел прикоснуться к заднице этого толстяка. А может, он голубой? Это же вовсе не значит, что он собирался что-то украсть.
Но посмотреть туда, откуда исходила опасность, он посмотрел. И улыбнулся.
На него смотрел Цирюльник. Его глаза смеялись.
Нет, это ж надо, оба и одновременно пытались залезть в один и тот же карман. Нечто подобное уже однажды было. Только Цирюльник его тогда опередил. За что чуть было не поплатился. Хорошо, он тогда спас его от мусоров.
— Сегодня в «Урале», в семь, — не здороваясь, сказал ему Цирюльник и растворился в толпе.
Женю слушал сам директор филармонии. Все-таки родная племянница за него просила. И остался недоволен.
— Да вы, молодой человек, сто лет скрипку в руках не держали, — возмущенно сказал он, когда Женя закончил играть. — И образования у вас музыкального нет. Музыкальная школа и то неоконченная…
Интересно, он знал об этом или догадывался?
— Ну так сразу и скажите, что не берете. — Женя спокойно посмотрел на него и начал укладывать скрипку в футляр.
— И души у вас нет, когда играете, — директор даже не обратил внимания на его слова. — Но у вас определенный талант. Хотя загубленный… Впрочем, играть вы умеете. Ладно, будете выступать, но очень редко. Будете у нас на подхвате. И учитесь, молодой человек, учитесь, вы еще не совсем потерянный для музыки человек…
Вот тут он ошибался. Жене было двадцать девять лет. В ученики он уже явно не годился. Впрочем, ему было все равно.
— А справку дадите, что я у вас работаю?
— Это обязательно?
— Да вроде как нужно.
— Хорошо, обратитесь к Галине Витальевне…
На этом они и расстались. До завтрашнего дня. В четыре часа должен был состояться концерт. Вроде как для курсантов Тригорского танкового училища. Но он будет играть, если вдруг кто-то из музыкантов не явится. А перед концертом репетиция. Он должен быть на ней обязательно.
* * *
Женя и Цирюльник сидели в отдельном кабинете ресторана. Вокруг них суетился предупредительный официант.
— Эх, Скрипач, давно я так не веселился, — вспомнив о сегодняшнем случае, усмехнулся Цирюльник. — Ну ладно, посмеялись, и хватит. Ты уже, я понял, к делу пристроился…
— Еще в дороге лоха одного обул…
— Знаю, Коготь уже нашептал… А лох даже не вкурил, что «лопатник» у него увели. Шифер у него съехал, думал, что в сортире его утопил…
В бумажнике, который Женя одолжил в поезде, лежало триста шестьдесят рублей. Совсем неплохо для начала.
