Жору Баловня они обнаружили на холодной печи. Лежит себе в обнимку с какой-то бабой и в ус не дует. Густой перегарный дух. В углу пыльной кухоньки пустые бутылки из-под дешевого пойла, на грязном столе остатки пиршества.
Время – без четверти три пополудни. А клиент еще спит. Или уже спит?..
Иван Алексеевич взял с тарелки кусочек сала, осмотрел его.
– Свежая нарезка. Только что спать завалились… Сделал дело – гуляй смело. А ну подъем!
На пару с Сергеем они стянули Баловня с печи. Пока тот приходил в себя, украсили его запястья наручниками. Его подруга даже не шелохнулась. Спит как убитая…
На груди у Баловня была татуировка – обнаженная женщина на крылатом колесе. То самое «колесо фортуны». В верхней части груди выколот крест с цепью.
– Видишь, крест в форме трефовой масти, это значит, что обладатель наколки – вор, – пояснил Иванов.
– Да – вор я! – подал голос Баловень. – А вы мусора позорные!
– Мы-то мусора, – кивнул майор. – А ты вор. И мокрушник… Ну и куда ты видак дел, а ну быстро говори!
– Какой видак, начальник?
– Видеомагнитофон японского производства.
– Не знаю ничего…
– А пика где?
– Какая пика?
– А та, которой ты хозяина квартиры прирезал… Хату выставить хотел, а тут хозяин, ну ты его на нож поставил. Мой тебе совет, сознавайся, тогда и явка с повинной будет.
– Да никого я на нож не ставил! – прохрипел Баловень. – Ты же видишь, начальник, я массу топил… Какая хата? Какой нож?..
– Массу топил? – хищно сощурился Иван Алексеевич. – И от каких ты харю щемил, а?
– Ну так с утра. Ночью гуляли, а утром спать.
– Сегодня утром?
– Ну да.
– И ничего про убийство не знаешь?
– Нет.
– А разве я тебе говорил, что ты человека сегодня убил, а не вчера?
– А разве не говорил? – обескураженно протянул Баловень.
– В том-то и дело, что не говорил… Хитер ты, бобер. Терпилу завалил, видак сбросил, быстро домой, сальца под бормотуху навернул и на боковую… Да только меня, хрен ты собачий, не проведешь!
Иванов разговаривал с вором вразрез всем уголовно-процессуальным нормам. Таким формам обращения с задержанными в высшей школе милиции не учили. Но практика зачастую бывает покруче теории.
– Да оставь его, начальник! – прогундосила баба. – Видели мы, как вы огородами к нам подламывались. Не знаем чего, но мы на печь сдернули… Но никакой мокрухи за Баловнем нет, отвечаю…
– Ты кто такая? – начальник внимательно смотрел на слезшую с печи бабу.
Несвежая комбинация из искусственного шелка на полном рыхлом теле, лицо пропитое, волосы всклокочены.
– Да я Валька. Если надо, паспорт покажу.
Даже у бабы на плече была татуировка. Две руки в кандалах, посредине цветок розы. Значения этого живописного символа Сергей не знал.
– Ты лучше покажи, куда вы видак спрятали?
– Грузишь, начальник. Не было у нас никакого видака… Когда терпилу завалили? Ты мне скажи, где и когда, а я тебе докажу, что Жорка ни при чем.
Иванов назвал место и примерное время.
– Попал, начальник. Пальцем в небо попал, – усмехнулась Валька. – В это время мы с Жориком портвешок вот на этом самом месте кушали. Михалыч заглядывал, он может подтвердить…
– Кто такой Михалыч?
– Да сосед, через дорогу живет. Он пузырь нам принес, мы вместе вмазали… А он сам по себе, Михалыч-то. Не святой, но и не судимый. Сторожем на пристани работает. Это мне ты можешь не поверить. Я-то с прошлым… – Баба кивнула на татуировку на плече. – Вот, восемнадцать лет за колючкой встретила. А Михалычу можно верить.
– А я женщине верю, которая твоего Жорика на месте преступления видела, – покачал головой Иванов. – И вот эту «синьку» видела, «колесо фортуны»…
– А в лицо она его видела?
– Нет, но это значения не имеет…
– Ты чо, начальник, как это не имеет? – раздухарилась Валька. – Имеет! А «колесо фортуны» не только у Жорика есть.
Она осеклась, прикусила язык.
– А у кого еще? – поторопил ее Иван Алексеевич.
– Да у многих такая «масть»…
– У кого конкретно?
– Ну я знала одного. Не из наших мест он. Далеко отсюда.
– А в наших местах я знаю одного Жорика. Так что я его забираю…
– Так это, а Михалыч? Алиби!
– Я и твоего Михалыча замету. Как соучастника. И тебя тоже закрою. Как наводчицу.
Иванов подал Сергею знак, и он потащил задержанного на выход. Сам же начальник остался в хате. Появился минут через десять. На губах улыбка. Что-то интересное сказала ему Валька.
– Надо бы по одному адресу проехаться, – сказал он Санычу.
– Далеко? – кисло глянул на него водитель.
– В том-то и дело, что не очень. Почти по пути в отделение…
– Надо так надо, я-то что, ты же начальник, Алексеич…
Санычу пришлось заводить машину ручкой. Аккумулятор сдох.
– На такой вот технике работать приходится, – досадливо махнул рукой Иванов, обращаясь к Сергею. – Была б машина как машина, мы бы сначала в отделение смотались, Жорика бы сдали да людей бы взяли, чтобы с оружием… А так нам двоим ехать придется… Не дрейфишь?
Сергей молча покачал головой. Не для того он выбрал для себя профессию милиционера, чтобы уходить от прямых столкновений с представителями уголовного мира. Да, табельного пистолета у него нет. Зато в арсенале боевой опыт и тактика рукопашного боя. До армии занимался, в Афгане практиковался и в школе МВД не позволял себе расслабляться…
«Луноход» трясся по ухабам, пока не выехал на асфальт. Вот он останавливается возле кирпичного трехэтажного дома. Майор Иванов первым вышел из машины и увлек за собой Сергея.
Стремительным шагом они вошли в подъезд, поднялись на второй этаж. Иванов припал ухом к двери, из-за которой доносились голоса. Чем больше слушал, тем сильнее хмурился.
– Давай! – показал он на дверь.
Сергей кивнул, резко развернулся вокруг своей оси и выбросил ногу точно в цель. Как будто железобетонный таран в дверь врезался. Послышался треск дерева, жалобный стон железных петель. Выбитая дверь рухнула в проход и тут же оказалась под ногами майора Иванова и лейтенанта Комиссарова, ворвавшегося в квартиру вслед за своим начальником.
– Менты! Шухер! – донеслось из комнаты.
– Стоять! Буду стрелять! Руки за голову! – орал Иванов.
Он стоял в дверях комнаты и держал на прицеле всех, кто там находился. Сергей оставался в прихожей. Он должен был прикрывать его с тыла. Должен был и прикрыл.
