– Зато теперь наша семья крепче стала, – усмехнулся Юрец.
Он прибыл в камеру позавчера, впервые, но вел себя независимо и с достоинством, как человек бывалый и уверенный в себе. К блатным с дружбой не лез: общество мужиков его вполне устраивало.
– Почему крепче? – не понял Родион.
– Да потому что мы еще ближе к тропикам стали, – хмыкнул Юрец. – Теперь у нас не только Бамбук, но и Банан. Бумбук, братуха, ты мне скажи, бананы на бамбуках растут? Или на пальмах?
– Да иди ты! – беззлобно махнул на него рукой долговязый парень с узкой, сильно вытянутой кверху головой.
Прозвище дал ему Вензель. Родион уже рассказывал, как это было. Подошел к нему блатной, отпустил щелбан, прислушался к звуку. Пустая, сказал, голова, как бамбук…
– Не обижайтесь, мужики, я же не со зла, – весело повинился Юрец. – Прикол хотите?
– Про кого? – насторожился Робик.
– Да не про тебя, горе ты банановое… У следака сегодня был, а он мужик веселый, короче, байку мне прогнал. Привидение, говорят, в тюрьме завелось…
– Это не байка! – возмущенно встрепенулся Родин. – Есть привидения, реально говорю. Мне адвокат говорил. Все менты, говорит, на ушах. Три привидения, говорит, три трупа…
– Когда он тебе это говорил? – озадаченно спросил Юрец.
– Ну, неделю назад… Да не только он говорил, все говорят. Ну там услышишь, там…
– Мне сегодня говорили. Значит, вчера ночью четвертое было…
– Да ну! – дернулся Бамбук.
– А чего ты испугался?
– Да ясно чего. Если вчера привидение, значит, сегодня ночью труп будет.
– Где?
– А этого никто не знает. Привидение однажды в камеру заскочило, ну на втором этаже, так оттуда жмура вынесли…
– На втором этаже? – удрученно призадумался Юрец. – Вчера на третьем видели.
– Значит, где-то у нас труп будет.
– Бамбук, не гуди! – поморщился Родион. – Камер на нашем этаже до черта. Чего нам бояться?
– Ну, может, и до черта… Ты это, больше не говори это слово, ладно?
– Что, ладно?
– Черта не надо накликивать!
– Э-э, да, я смотрю, вы все под шухером, – с наигранной бравадой улыбнулся Юрец. И очень тихо добавил: – Придется вам таблетки от страха раздать.
– От страха?
– Ага, пилюли из желтого чемоданчика.
Юрец сунул руку в карман, вытащил оттуда несколько карамелек.
– А что здесь? – завороженно спросил Бамбук.
– Адреналин.
– Синтетический? Или эфедрин, схожий по действию?
– Тихо, – покосившись в сторону блатных, призвал к осторожности Юрец. И шепотом сказал, обращаясь к парню: – Ты что, химик?
– Ну, в какой-то степени, – загадочно улыбнулся тот.
– Теоретик?
– Больше практик.
– Потреблял?
– Ну, было… А ты не шутишь?
– Разве с таким делом шутят? По конфетке – и никакого страха.
– А вставит?
– Чуть-чуть.
Вадим понимал, о чем шел разговор. В хитрых конфетках заключен был легкий дурман. Наркотиками он не баловался, но иногда можно, тем более в тюрьме, где радуешься любой возможности хоть начуток оторваться от отупляющей действительности.
– Только тихо, без трепа, – сказал Юрец.
И раздал всем по конфетке. Обычные «раковые шейки» с необычной начинкой.
Вадиму досталась конфета с надорванной оберткой. Ничего подозрительного он в том не увидел. Если что и могло удивить, так это сами обертки: конфеты положено передавать без них. Могло, но не удивило. Не всегда инспектора на досмотре зверствуют, заплатишь денежку, и сигареты в блоке передадут, и консервную жестянку с водкой…
Привидений Вадим не очень боялся, но страшно было умереть. Он знал, что тюрьма – это самая чудовищная часть заговора против него. Он интуитивно догадывался, что должен повторить судьбу Егора Пермякова: заключение, изнасилование и смерть… Если, Пермяков, конечно, умер. Может, жив, падла, графа Монте-Кристо из себя изображает…
А может, все-таки умер? Кто его знает, вдруг это его призрак бродит по тюрьме… Что, если он и убивает?.. Сначала Гоше отомстил, теперь его друг на очереди… От этих мыслей Вадим почувствовал мандраж, руки сами развернули обертку.
Конфетка обладала горьковатым вкусом, зато после нее суеверные страхи отступили, в голове просветлело, легкая эйфория окрылила душу. Не было наркотического опьянения, не наступило забытье, но все равно приятно…
Уже к отбою Вадим вернулся в обычное состояние, но разболелась голова. Это не помешало ему заметить, как после вечерней проверки, подталкивая Ревуна к дверному проему, надзиратель сунул ему в руку записку. Обычное дело, арестантская почта.
Но после отбоя Вадима подняли. Точно так же, как в первую ночь своего пребывания в камере, он предстал перед воровским судом. Голова раскалывалась невыносимо, давление упало, сердце, казалось, вот-вот остановится от нехватки кислорода.
– Убивать тебя будем, – остро посмотрел на него Ревун.
– За что? – с трудом, немеющим языком спросил Коваль.
– Малява пришла. Петух ты. На воле тебя в гей-клубе видели.
– В Рубеже нет гей-клубов…
Вадим не оправдывался, он всего лишь констатировал факт. Чувство безразличия охватило его сознание, спеленало по рукам.
– Значит, в Москве видели, – злобно оскалился Вензель.
– Вранье, – обливаясь потом, в полном бессилии сказал Вадим.
– А это мы сейчас проверим, вранье это или нет. – Угрожающе поднялся со своего места Вензель. – Держите его!
Со шконок резво вскочили Бамбук, Ашот и Родион. Совсем недавно они были Вадиму друзьями или близко к тому, а сейчас они готовы были разорвать его на части. И двигало ими не только подобострастие перед блатными, но и злость. Ведь по тюремным понятием они теперь сами становились изгоями, потому что ели с обвиняемым за одним столом.
Вадим догадывался, что с ним собираются делать, но страха не было. Он уже точно знал, что жить ему осталось несколько мгновений…
* * *
Снова больница, снова знакомая палата, где Андрей оказался после реанимации, только соседей нет, все койки пустые. Из общей палата превратилась в отдельную.
Несладко пришлось ему. После аварии он три дня провел в коме, еще неделю душа находилась в пространстве между жизнью и смертью. Вторая неделя, третья… Выжил, выкарабкался, но состояние тяжелое. Серьезный ушиб головного мозга, множественные переломы ребер. Вывих ноги не в счет.
