А когда проснулся, было уже поздно. Часы показывали половину десятого утра. Рабочий день давно начался. Бриться он не стал: в кабинете в столе у него лежит электробритва. Быстро умылся, оделся и бегом к машине. Римма лишь помахала ему рукой, не отрывая головы от подушки.
Машина стояла во дворе, колеса на месте, стекло ветровое не выставлено. Одна беда, мотор не заводился. Опять двадцать пять. Андрей хлопнул в сердцах ладонью по рулю. Делать нечего, придется добираться до работы на такси. Или даже на автобусе – все равно опоздал, все равно будет втык от начальства.
Он подходил к остановке, когда рядом остановился знакомый «Форд». Сидевший за рулем Герберт посигналил ему и помахал рукой, приглашая в салон. Андрей внимательно посмотрел на него. Ни капли агрессивности во взгляде, глуповато-радушная улыбка.
Думал он не долго. Если Герберт хочет его подвезти, почему нет. Как-никак будущий родственник. И не воевать с ним надо, а сглаживать углы в камне преткновения.
– Здравия желаю, товарищ капитан! – сияюще поприветствовал его Герберт.
Сейчас он совсем не был похож на вчерашнего мрачного буку с колючим взглядом. Простой, открытый и беспомощный в своей увечности.
– Ты что, в армии служил? – благодушно усмехнулся Андрей.
– Нет, меня в армию не возьмут. Нельзя мне… – глуповато улыбнулся Герберт. – У нас только Олег служил…
– Олег? Брат Риммы?
– Ее брат. Старший. И мой брат. Мы одна большая дружная семья.
– И против кого дружите? Против меня?
– Нет… А вас куда отвезти?
– На службу.
– В тюрьму?
– Поехали.
– А почему вы думаете, что мы дружим против вас? Мы совсем против вас не дружим…
– Но вчера ты смотрел на меня, как на врага народа.
– Да это я на Римму дулся. Она мне коробку шоколадных конфет обещала. А не дала…
Андрей внимательно посмотрел на парня. Всерьез он о шоколадных конфетах говорит или юмор у него такой? Но вроде бы голос звучит серьезно и взгляд, как у маленького глупого мальчика, жаждущего банку варенья…
Сначала Андрей мысленно укорил себя, а затем и посмеялся над собой. Нашел к кому Римму приревновать. Точно сам бес вчера над ним покуражился.
– У тебя же деньги есть, сам не мог себе конфет купить? – спросил он.
Герберт посмотрел на него, как мудрый ребенок на глупого дядю.
– Как вы не понимаете? Когда Римма угощает – это одно, а когда покупаешь – это совсем не сладко… Я очень люблю шоколадные конфеты, но только из ее рук. Она меня с детства приучила…
– С детства? Сколько ей лет? А сколько тебе?
– Ей двадцать, а мне двадцать два, в декабре двадцать три будет…
– Ты же старше.
– Вот и она говорит, что я старше… Но в душе-то я младше. Она для меня как старшая сестра. Я очень ее люблю…
– Я тоже.
– Это правда? – обрадовался Герберт. – А то я думал, что вы поиграть с ней хотите. Поматросить и бросить. Это папа мой так про Егора сказал. Он тоже ее поматросил…
– Егор?
– Да, парень ее бывший. Егор зовут. Фамилия… Фамилию забыл… Зато знаю, где живет. Как сейчас помню. Я их тогда подвозил… Улица Восьмого Марта, дом восемь, квартира тоже восемь. Как тут не запомнить, правда?
– Кого ты подвозил?
– Германа и Себастьяна.
– А Егор им зачем был нужен? – помрачнел Андрей.
Он и сам догадался зачем.
– Ну, поговорить. За Римму…
– Поговорили?
– Поговорили, – сказал Герберт и тут же, спохватившись, забрал свои слова обратно. – То есть хотели поговорить. Но его не было дома…
Но Андрей все-таки сделал вывод, что разговор состоялся. И вряд ли он закончился чем-то хорошим… Улица Восьмого Марта, дом восемь, квартира восемь. Надо бы запомнить адресок.
– Я думал, что вы такой же, как Егор. Но если вы любите Римму, тогда я рад…
Герберт снова был озарен глуповатой улыбкой, видимо, отражающей состояние его души.
– И вообще, я прощу прощения у вас за свое поведение, – искренне повинился он.
– А я вообще-то не обижаюсь, – улыбнулся Андрей.
Но Герберт не так истолковал его слова.
– На больных не обижаются, да? – страдальчески вздохнул он и посмотрел на него глазами ослика Иа.
– Я этого не говорил.
Андрею стало неловко.
– Но подумали… Да вы не один такой. Все так думают… Плохо мне на этом свете живется. Но, поверьте, я не жалуюсь…
– И не надо жаловаться. Не все так плохо.
– Да, не все так плохо, – удрученно кивнул Герберт.
И вдруг озорно посмотрел на Андрея.
– Вот вы в тюрьме работаете, и ничего?
– Хочешь сказать, что мой случай тяжелее твоего?
– А разве нет?
Андрей решил согласиться. Все-таки он человек, а не бездушный упырь. Почему бы не подыграть ущербному?
– Да, наверное, ты прав. Работа у меня не сахар.
– Зэки, уголовники, да?
– Они самые…
– Их охраняете, а сами как в тюрьме?
– Можно сказать, что да…
А ведь Герберт был в чем-то прав. Преступников сажают, судят, они отбывают срок, после чего некоторые из них возвращаются к нормальной жизни. А тюремщик, как бы хорошо он себя ни вел, так и остается в тюрьме. Судьба потому что такая…
– А там страшно, в тюрьме? – в пугливом каком-то ожидании спросил Герберт.
– Кому как. Новичкам да, очень, а есть такие, для кого тюрьма – дом родной.
– Я не такой. Мне было бы страшно… Меня бы там, наверное, убили…
– Почему ты так думаешь?
– Потому что я калека, а там безжалостные люди сидят…
– Есть безжалостные, а есть нормальные. В основной своей массе нормальные. И к инвалидам относятся с пониманием. На руках их не носят, но не обижают. Более того, ударить инвалида – это значит нарушить тюремные понятия. А за это жестоко карают…
Хотел бы Андрей, чтобы сволочей и подонков в тюрьме карали свои же. Но тюремные понятия с каждым годом деградируют, настоящих блатных уголовников становится все меньше, зато все больше прибывает психованных наркоманов и зверствующих идиотов, у которых свои взгляды на жизнь. Воровские законы тоже не медом мазаны, но в них есть хоть какие-то понятия о справедливости. Оперчасть негласно поддерживает эти понятия, даже идет на сговор с ворами, чтобы поддерживать порядок в камерах и в изоляторе в целом. Если бы не это, дубовые отморозки давно бы распоясались и взорвали тюрьму изнутри. Но уже сейчас трудно сказать, смог бы выжить в тюрьме такой инвалид, как Герберт. Попади он в нормальную камеру, скорее всего, да, а окажись среди воинствующих беспредельщиков – наверняка нет. И вряд ли кто-то покарает подонка, посмевшего поднять руку на калеку…
