– Всего ничего, – усмехнулся я. – Сейчас напишу письмо министру обороны, и он с радостью отвалит мне пятьдесят тысяч.
– Лена, пойди погуляй.
Лена ушла, и только тогда я понял, зачем мама ее выпроводила.
– Деньги есть, – отрешенно глядя в окно, сказала она.
– Это твои деньги, – покачал я головой. – Их я не возьму.
Я думал, что мама говорит о деньгах, которые могла скопить на черный день. Поэтому вдобавок ко всему предположил:
– Да и не может у тебя быть пятидесяти тысяч.
– Там не пятьдесят, там все двести пятьдесят. А может, гораздо больше. А может, и меньше. Если честно, я даже не знаю, сколько там денег. Знаю, что они есть. А может, и нет. Надо ехать, искать.
В какой-то момент мне показалось, что мама сошла с ума. То, что она говорила, так смахивало на бред.
– Мам, это ты о чем?
– О фамильных драгоценностях.
Это уже было ближе к реальности. Но реальность эта казалась такой ошеломляющей, что я еще больше испугался за маму. Не хотел бы я, чтобы она сошла с ума. Тогда я точно в этой жизни никому не буду нужным.
– Скажи, ты пошутила? – осторожно спросил я.
Я настолько был взбудоражен, что даже забыл о предстоящей пьянке.
– Нет. Ты сам как-то спрашивал меня про фамильные драгоценности.
– Ну, спрашивал.
Конечно же, я помнил историю, которую рассказала мне Женя. Мало того, в свое время я встречался с ее отцом – он рассказал мне все, что знал о моих предках. Признаться, информации было не так уж и много. А фрагмент с графскими фамильными драгоценностями больше смахивал на красивый вымысел, нежели на историческую правду.
– Ты же говорила, что ничего не знаешь, – напомнил я.
– Говорила. Время какое было...
– Какое?
– Такое. Ты читал «Золотой теленок» Ильфа и Петрова. И знаешь, что с миллионом в нашей стране делать нечего. Только неприятности наживешь. Неприятности, – усмехнулась мама. – Мягко сказано. На Колыму можно было загреметь, а то и под расстрельную статью.
– А сейчас?
– А ты не видишь, что сейчас творится? Курс на демократизацию, курс на регулируемую рыночную экономику. И это не только слова. Страна в сплошной рынок превращается. Кооперативы на каждом углу. Кооператоры, предприниматели. Даже частные банки появляются. Не знаю, хорошо это или плохо, но теперь есть возможность и заработать, и потратить деньги. Но это присказка. Сказка будет впереди.
– И где... – Я сглотнул слюну, смачивая пересохшее от волнения горло. – Где они, эти драгоценности?
– А где, по-твоему, хранятся клады? В земле.
– У тебя есть карта?
– Нет. Мало того, я даже представления не имею, где находится усадьба и как она выглядит. Знаю только, что там клад. Пообещай мне, что ты не станешь привлекать к делу своих дружков. Нет, поклянись.
Мама в упор смотрела на меня. Я видел безуминки в ее взгляде, отчего все происходящее казалось мне какой-то нелепой фантасмагорией. Усадьбы, клады, фамильные драгоценности. Без малого пять лет прошло с тех пор, как я был в усадьбе моих предков. Тогда я еще был наивным нанайским мальчиком и запросто мог поверить в существование фамильных драгоценностей. Но уже тогда, услышав от мамы, что никакого клада нет, я воспринял это как должное. Сколько времени прошло, сколько наивных извилин разгладилось в моей голове. Я уже знал, что чудес в жизни не бывает. Я убедился в этом на своем печальном опыте. Верил, что вернусь с войны живым и невредимым. А оно вон как все оказалось. Сейчас я мог верить только в то, что вместо клада найду неразорвавшуюся немецкую мину времен войны. И пусть она добьет меня к чертовой матери.
– Ну, клянусь, – скептически усмехнулся я.
– Ты не веришь мне, – укоризненно покачала головой мама.
– Ты-то сама себе веришь?
– Если честно, то не очень. Но ведь попытка не пытка.
– Да, кажется, так говорил товарищ Берия. Ладно, обещаю, что сам буду искать этот клад.
И тут до меня дошло. Я решил, что мама нарочно пыталась заморочить мне голову, чтобы отвлечь от пьяных посиделок с друзьями. Отсюда и эта фантастическая новость.
– Вместе поедем, – сказала она.
Чем еще больше утвердила меня в моем предположении. Но, как бы то ни было, в тот день я остался дома. Мне очень хотелось плеснуть под жабры, но мама напоила меня молоком с медом, и меня вдруг прошибло на слезу. Точно так она поила меня молоком с медом в детстве, когда я болел. Но сейчас я уже взрослый. Слишком взрослый и слишком уродливый. И слишком больной. Мою болезнь невозможно вылечить сладким молоком. Но мне хватило и того, что меня пробило на мысль о моих проблемах. Мне жутко хотелось выпить, я действительно алкоголик и должен лечиться. Я попросил еще молока. С благодарностью принял горячую кружку, и так душе вдруг стало спокойно – такое ощущение, будто в детство вернулся. И все глаза на месте, и уродливых шрамов нет на лице. Ни Майи никогда не было, ни Жени. И все у меня впереди.
В таком благостном настроении я заснул, а утром проснулся в бодром расположении духа. Даже зарядку сделал, вернее, попытался сделать. Подвигал немного руками, и на этом все закончилось. Решил, что с завтрашнего дня многократно увеличу нагрузку. И в путешествие отправлялся с удовольствием. Пусть и нет никакого клада, зато развеюсь. Заодно проникнусь духом своих благородных предков. Кто его знает, может, одного только этого хватит для того, чтобы бросить пить. А может, и не нужно никакого особого вдохновения, подумал я. Собираясь в путь, я не чувствовал в себе желания приложиться к бутылке. Может, оно вообще не появится.
Выпить мне захотелось, когда я заходил в рейсовый автобус. Одна черноокая красотка смотрела на меня с таким отвращением, что, казалось, ее сейчас вырвет. Конечно же, я знал, в чем причина. Мое лицо. Эх, если бы действительно клад существовал.
Мы выехали рано утром, а в усадьбе были только к обеду. Полтора часа ушло на один автобус, два вместе с ожиданием – на другой. Еще час пришлось идти пешком. Вокруг усадьбы поля, леса и никаких населенных пунктов окрест. Неудивительно, что отсюда убрали филиал техникума. Интересно, какая организация размещается здесь сейчас? Да и впустят ли нас на внутреннюю территорию?
Оказалось, что мои волнения напрасны. Въезд в усадьбу никто не охранял. И ворота нараспашку. А если точней – не было никаких ворот. Изъеденный временем и бесхозицей антаблемент по-прежнему крепко держался на трех массивных колоннах, но здесь еще должны были быть собственно ворота – две тяжеленные кованые створки. Я видел их собственными глазами, когда уезжал отсюда осенью восемьдесят четвертого. Но сейчас ничего не было. Похоже, кто-то очень умный приделал им ноги.
Сама усадьба имела гораздо более плачевный вид. Почти полностью разрушенные павильоны и бассейны паркового ансамбля, какая-то дикая растительность вместо некогда ухоженных садов, дворец в жутком состоянии – если раньше в окнах были стекла, то сейчас в них не было даже рам. С корнем все вырвано. Крыша просела, местами обвалилась совсем. А что внутри, лучше и не говорить. Все мраморные элементы интерьера исчезли, даже перила с лестниц содраны, стены местами с отбитой штукатуркой. По гулким сиротливым анфиладам дворца гуляли сквозняки – и все равно угадывался запах дерьма. Какая-то гнида на халяву поживилась ценным стройматериалом и еще навалила кучу – в качестве росписи за получение. Найти бы эту тварь да урыть в этой самой куче.
