– Роман Евгеньевич, вы мешаете работать.
– Да, конечно...
Он позволил отвести себя в сторону. Увидев меня, встрепенулся, страдальческую гримасу на какие-то мгновения подменила начальственная строгость.
– Вы что здесь делаете, товарищ капитан?
– Работаю, – ответил я, едва удержавшись от соблазна съязвить.
– Ну да, ну да... – болезненно скривившись, качнул головой Хворостов. – Знаю, как вы работаете...
Мне совсем не понравился его тон. Я попытался, но не смог сделать скидку на его страдания.
– Как я работаю?
– Где капитан Петрович, там трупы... Сколько людей вы убили, капитан?
Это был не просто камень, подполковник запустил целый метеорит в моей огород – раскаленный до плазменной яркости, гиперзвуковой, взрывной. И я не смог выразить свое возмущение лишь потому, что у меня перехватило дыхание от такой наглости, а лицо как будто онемело.
– Зачем вы так говорите, Роман Евгеньевич? Капитан Петрович выполнял свой долг, – вступилась за меня Бесчетова.
Но похоже, Хворостов и без нее понял, что хватил через край. И сделал примирительный жест – немощно коснулся пальцами моего плеча. И сквозь зубы шепнул: «Извини!»
– Трупы, – кивнул я. – Три трупа в лесу, труп на Каланчевской, труп на Карамзина, труп здесь...
Что-то щелкнуло у меня в сознании, что-то подтолкнуло меня на этот счетный ряд. Там труп, там труп... Неспроста все это, неспроста... Надо взращивать сумеречный зачаток, развивать его в мысль.
– Да ты извини, капитан, с языка сорвалось. – Хворостов тупо смотрел куда-то мимо меня.
Бродят мысли у него в голове, заскакивают на язык, но как будто не с ним это происходит. Он сейчас не с нами, он сейчас в той жизни, где жена была живой.
– С языка?! Сорвалось?.. С вашего языка?
Так, блокирующая оболочка в памяти затрещала по швам. Давай, Петрович, напрягай извилины, может, и родишь трассирующую мысль... Видимо, от умственного напряжения выражение моего лица стало таким же невменяемым, как у собеседника. Может, потому и дернула меня Бесчетова за рукав.
– Вы знали тех людей, которых убили в лесу!
Все-таки я выстрелил! Потому что вспомнил наш разговор с Хворостовым, когда он приходил снимать меня с должности. Тогда, чтобы, помимо прочего, обосновать свое решение, он упрекнул меня в том, что из-за меня погиб киллер. Тогда, помнится, Гнутьев сделал ему внушение, после чего подполковник сказал, что действовал я, в общем-то, правильно. И еще он добавил, что немного знал погибшую семью. И сказал, что это неважно... А может, именно это и важно!
– Каких людей? – тряхнув головой, спросил Хворостов.
– Семья Коротеевых. Отец, мать, младшая дочь – их киллер убил. Осталась только старшая дочь...
– Да, да, Коротеевы... – с трудом осмысливая наш разговор, кивнул подполковник. – Мы с Леной к ним в гости ходили...
– Вы их знали?
– Ну, если в гости ходили...
Краем глаза я увидел идущих к нам рубоповцев, Глыжина и с ним Пригожих. Бесчетова тоже их заметила, но в отличие от меня на месте она не осталась и ревностно перегородила им путь, не подпуская ко мне. Похоже, она почувствовала, что я нащупал ниточку, дернув за которую можно было распутать клубок заказных убийств. А ей вовсе не хотелось отдавать РУБОПу зачетную галочку в показателях раскрываемости убийств.
– А откуда вы их знали?
– Лена с ними познакомилась. Она в Москву с ними ездила, экскурсия там была... Извини, капитан, мне нужно немного побыть одному...
Хворостова трясло как в горячечной лихорадке, в лице ни кровинки, подбородок нервно подрагивал. В заторможенном ритме он повернулся ко мне спиной, на негнущихся ногах направился к своей машине. Только тогда Дарья Борисовна подпустила ко мне взбудораженного Никиту. Вернее, она просто не в состоянии была его удерживать.
– Здорово, Петрович! Опять заказуха? – в привычной своей беспардонной манере прогрохотал Глыжин.
– Как видишь.
– Да вижу... Хворостова жену застрелили, да? – спросил он, едва заметно кивнув на «Тойоту».
– Застрелили... Все тот же длинноногий в синей куртке и очках...
– Ну да, длинноногий, – из глубины раздумья отозвался он. – Высокий и худощавый?
– И это было.
– Что ж, тогда выходит, что Заварский не только Меднянского заказал.
– А ты уверен, что Заварский его заказал?
– Хотелось бы верить, – озадаченно поджал губы Глыжин.
А мне хотелось поделиться с ним своими соображениями, на которые навел меня Хворостов. Но стоящая за Глыжиным Бесчетова заговорщицки подмигнула мне и для большей убедительности нахмурила брови.
– Думаю, не все так просто, – покачал я головой.
– Похоже на то... Кстати, Хворостов у нас и высокий, и длинноногий.
– Вот им и займись, – совсем не весело сказал я.
– Алиби у него спросил?
– Я что, враг своим барабанным перепонкам?
– Ну да, можно и нарваться... Но я все равно спрошу.
– Лучше не сейчас.
– Да, дела… прямо эпидемия какая-то заказных убийств.
– Если свирепствует такая эпидемия, значит, кому-то это надо.
– Кому?
– Вам это дело тянуть, вам и думать.
– Так мы и вас подпряжем, – игриво глянув на Бесчетову, сказал Глыжин.
– А мы сопротивляться не будем, – лукаво улыбнулась она. – Только если мы найдем убийцу, в зачет это пойдет нам, а не вам.
– А вот ревность – это не хорошо, э-э...
– Дарья Борисовна.
– Не хорошо, Дарья, ревновать... Хотя для дела это, конечно, полезно... Давайте договоримся, вы меня в курсе держите, а я вас, ну, если вдруг там косточка в земле какая.
– Договорились, – кивнул я.
Показатель раскрываемости нашего отдела меня уже мало интересовал. Главное, киллера найти, а через него заказчика. И не так уж важно, кому достанутся лавры... Но в то же время хоть как-то, но я проникся солидарностью со своей начальницей, а она очень хотела срубить палку в отчетность. Поэтому я и не стал делиться с Глыжиным информацией, полученной от Хворостова, но которую я по праву мог назвать своей интеллектуальной собственностью. К тому же пока еще неясно, какое отношение поездка в Москву могла иметь к убийству.
Поездка в Москву...
– А ведь и Меднянский был в Москве! – озаренно протянул я, глядя, как майор Глыжин склоняется над трупом потерпевшей.
Он не мог слышать меня, да и я говорил не для его ушей.
– Меднянский?! – заинтригованно вскинулась Бесчетова.
