– Да, недавно ездил. На экскурсию. Путевку где-то выиграл и поехал... Надо бы и насчет Моносеевой пробить, соседка ее может знать. Но ты сама к ней отправишься.
– Почему я? – не очень-то возмутилась начальница.
– Потому что я сексуальный агрессор.
– Это ты на что намекаешь? – Дарья Борисовна изобразила страх передо мной, но вышло это у нее совсем неубедительно.
И улыбка предательская на губах выступила.
– Я не намекаю. Вы сами говорили, что я сексуально домогался гражданки Чижовой.
– Да, кажется, было такое.
– Поговорите с ней, узнаете, можно ей верить или нет.
– И поговорю.
– А я, пожалуй, с Багеровым поговорю. Может, зря мужик мается...
– Мается, – кивнула Дарья Борисовна. – И ни в чем не признается.
– Потому что невиноват. Хотя все может быть...
– Его уже в СИЗО перевели, – напомнила Бесчетова.
Увы, но все занозы в деле об убийстве Моносеевой втыкались в тщедушную плоть Багерова. Все сходилось на нем. И половой контакт был с бывшей женой накануне происшествия, и время, когда он покинул квартиру, примерно сходилось с моментом убийства. Примерно, потому что погрешность в установленном времени смерти составляла не меньше часа, а за такой промежуток много зла можно натворить. К тому же он действительно мог претендовать на квартиру бывшей жены, потому что до сих пор был прописан там. И хотя орудия убийства не нашли, Багеров был взят под стражу, следователь прокуратуры предъявил ему обвинение и отправил в следственный изолятор.
Глава 8
К тюремным стенам я привык так, как свыкается врач с больничными палатами с их казенной убогостью и угнетающими запахами болезней. Но может ли привыкнуть врач к тому, что его пациенты время от времени умирают... Мог бы я быть уверенным в том, что заключенные несут справедливое наказание… Запах кислой баланды, прогорклый дух безнадежности действовали мне на нервы так, будто я сам содержался здесь на казенном пайке.
Я сидел за облупленным столом в помещении для допросов и смотрел на сизых голубей, сидевших на телевизионной антенне. Такие же птички не так давно испачкали мне куртку, но сейчас, вспомнив этот случай, я лишь улыбнулся. И подумал, что на этих голубей могут смотреть арестанты из своих камер. Что думают люди, глядя на них, что вспоминают, какие надежды питают? Может, ждут весточку с воли по голубиной почте?..
– Разрешите?
Конвоир провел в комнату Багерова. Бедный, несчастный, затравленный и запуганный. Он смотрел на меня, как на какого-то камерного пахана, который мог его беспричинно обидеть, унизить, растоптать. А что он мог еще думать обо мне? Ведь я – представитель закона, по букве которого Багеров был взят под стражу. Закона, который не позволил ему остаться на свободе под подписку о невыезде. А ведь могли бы сделать бедолаге снисхождение...
Возможно, Багеров ненавидел меня, как бес – икону. Но выказывать он свои чувства не стал. Робко, но громко поздоровался, сложив руки на груди так, будто держал узелок с пожитками. Мне искренне было жаль этого человека, поэтому я поднялся ему навстречу, подал руку в знак приветствия, кивком головы показал на место, которое он должен был занять.
– Настроение у вас, Родион Андреевич, смотрю, ни к черту, – присаживаясь, заметил я.
– А от чего оно может быть хорошим? – с боязливым сарказмом спросил он. – Камера переполнена, условий нет... Да что там условия! Жизни нет!.. – обреченно махнул он рукой. – Но вам-то какое до этого дело? Вам главное – человека посадить.
– А вы ни в чем невиноваты?
– Представьте себе, нет!
– У вас жена с маленьким ребенком.
– И что с этого?
– У вас жена новая, а вы со старой спите.
– Но это мое личное дело.
– Ну, может, и личное. А может, небеса вас за это наказали.
– Я не верю в бога.
– Что ж, теперь у вас есть возможность убедиться в том, что бог есть. Изменили жене – оказались в тюрьме.
– Это слишком жестоко, – отчужденно, но вместе с тем и заинтригованно посмотрел на меня Багеров.
– Это предупреждение. Чтобы покаялись и больше не грешили.
– Я не пойму, это вы серьезно или издеваетесь?
– Серьезно.
– А мне кажется, издеваетесь. Мне срок за убийство светит, а вы мне про какую-то измену говорите.
– А была измена?
– Ну, допустим, была.
– А убийство?
– Нет!
– Что, и никто вашу жену не убивал?
– Убивал. Но это не я!.. И не надо, пожалуйста, меня путать. Я человек чувствительный, меня легко вывести из состояния душевного равновесия.
– Что ж, не буду испытывать вас на прочность. Тогда перейдем к делу. Скажите, не была ли ваша бывшая жена накануне убийства в Москве?
– Была... По путевке ездила...
– В апреле?
– Э-э... Кажется, в апреле. Да, в апреле.
– Перелет в бизнес-классе? Гостиница «Космос»?
– Вы откуда знаете?
– Работа такая.
– Да, ездила она в Москву, в апреле. Говорит, очень понравилось. А почему вы спрашиваете? – разволновался Багеров.
– А вас что-то беспокоит? – вопросом на вопрос ответил я.
– Да нет, – замялся заключенный.
– А мне кажется, беспокоит, – всматриваясь в его глаза, настойчиво сказал я.
– Вам показалось.
– Ну, если показалось, тогда ничем вам помочь не могу.
– А чем вы можете мне помочь?
– Родион Андреевич, мне от вас нужна правда и только правда. От этого, возможно, зависит ваша свобода. Возможно, сейчас вы пытаетесь скрыть от меня зерно истины, которое может вас спасти.
– Вы думаете? – занервничал Багеров.
– Вас тревожит что-то личное?
– Ну, в общем-то, да... Понимаете, мы расстались с Эльвирой по глупости, по моей глупости. К сожалению, я понял это слишком поздно... В общем, Эльвиру я любил и ревновал. А она у меня красивая, мужчины липнут...
Я бы мог поспорить с Багеровым, потому что видел Эльвиру мертвой и живой на фотографии. Не красавица, черты лица неправильные, крупные, сама полноватая, но была в ней некая чувственная изюминка, которая действительно могла привлекать к ней мужчин.
– И кто же к ней прилип?
– Да был один… Он у нее как раз после Москвы появился. Я так понял, они там, в поездке, познакомились.
– Как зовут?
– Э-э, Толик... Мой Толик, говорила... Правда, роман у них недолго длился. И она к нему охладела, и он... Со мной, сказала, лучше... А может, и не было ничего, может, она сама все придумала, чтобы меня раззадорить...
