- Я вас умоляю! О чем вы говорите? Вы серьезно считаете, что это я убила Инну? – без церемоний спросила Навзина. – И стоило из-за чего! Да я ей должна быть благодарна, что она увлекла собой этого самовлюбленного павлина, и тем самым оградила меня от разочарований.
- А разве, то, что мужчина вас бросил ради другой женщины – не разочарование?
- Во-первых, это дела давно минувших дней, - Катя улыбнулась уголками детских губ. – Тогда я, действительно, очень переживала, Павел меня словно чем-то охмурил. Знаете, он видный мужчина: высокий, статный, хорошо одевается и умеет произвести впечатление. Женщины до того истосковались по красивым ухаживаниям и галантности, что любой мужчина с более менее приличной внешностью и хорошими манерами, начинает казаться им сказочным принцем. Обаятельный негодяй – типичный персонаж любовных романов. Павел дарил мне цветы, водил в рестораны, но в душе у него была пустота. А я растворялась в нем. Все: музыка, привычки, увлечения – стали точно такими, как у него. Паша не любит зарубежную эстраду, а я только ее и слушала, - стала увлекаться шансоном. Я терпеть не могла фантастику – полюбила. Свои привычки я отмела, делала все, как нравится Паше. Вещи выбирала только на Пашин вкус. Он как-то обмолвился, что ему нравятся светловолосые девушки с короткими стрижками. И вот, результат вы видите.
- Вам очень идет, - польстил Антон.
- Идет, не идет, - разве в этом дело? Главное, что это был не мой выбор. Я, словно слепая, шла у него на поводу. Ловила каждое его слово, каждый жест. Стоило только Пашеньке повести бровью, я тут же кидалась воплощать его идеи. Нет, он не требовал соответствовать его идеалу, не пытался меня переделать. Ему это было не нужно потому, что я сама ломала себя под его настроение. При этом никакого душевного дискомфорта я не испытывала. Я же все делала ради любимого человека, и это было мне в радость. Поломать себя в радость. Как будто совершаешь моральное самоубийство. Перенять Пашины привычки, образ жизни и вкусы – это как впитывать в себя его жизнь, жить им одним. Это же так естественно для влюбленной женщины – интересоваться всем, что связано с любимым и делать ему приятное даже в мелочах. Для Паши мои перевоплощения под его вкус были милыми пустяками, не больше. А я радовалась, когда ловила на себе его одобряющий взгляд. Я превратилась в его тень. Я заметила, что стала говорить, как Паша и думать его мыслями. У нас было общее мнение на двоих. Вернее, это было только его мнение, которое сразу становилось и моим. Прежде чем ответить на какой-нибудь вопрос, мне обязательно нужно было посоветоваться с Пашей, а если это не представлялось возможным, тогда я терялась и пыталась представить, как думает он.
- Но теперь, надеюсь, для ответов на вопросы вам не нужно участия Паши?
- Слава богу, нет. Я избавилась от этого наваждения. Я опять стала собой, даже в большей степени, чем раньше. Вырвавшись из омута, с неистовой силой я стремилась все делать по-своему: ни на кого не оглядываясь, высказывала только свое мнение, полностью поменяла гардероб, вот только с прической вышла не задача – волосы так быстро не отрастают. Отрастут, обязательно верну свой цвет, а может, выкрашу в рыжий или в любой другой, который мне понравится. Так за что же мне настолько ненавидеть Вишневу, чтобы ее убивать?
- Я так понимаю, вы к ней теплых чувств не испытывали?
- Я этого не говорила, но вы правы. С Инной у нас были отношения прохладные. Неприятно, когда у тебя уводят любовника, пусть даже законченного эгоиста. Удар по самолюбию. Но это не повод для убийства.
Юрасовская «Волга» дотарахтела до Серебристого бульвара, на котором жила Навзина.
- Во двор не надо, я здесь выйду, - засуетилась Катерина, когда подъехали к ее дому. Антон не стал возражать – на все вопросы женщина ответила. Более того, она назвала данные Павла: адрес и телефон. Телефон, правда, только мобильный – предусмотрительный, собака. Юрасову Павел уже не нравился.
* * *
Шесть часов вечера - пик дневной жары прошел, но на улице по-прежнему находиться было невыносимо. Несмотря на неприятную погоду и неудобную дорогу – полтора часа на метро через весь город, - Нина приехала на Смоленское кладбище. Деревья шатром раскинулись в старой части кладбища – там захоронения двух вековой давности, - ближе к проспекту самый солнцепек. Нина пробиралась по дорожке мимо высоких причудливых памятников. С гранитных громад смотрели суровые лица молодых мужчин. Их обладатели жили богато, но не долго. За «аллеей братвы», как окрестила этот участок Нина, показался невысокий церковный купол. Храм великомученицы Ксении Блаженной. Здесь всегда много народу, сегодняшний день не был исключением. К вечерне прихожан собралось особенно много. Нина с трудом протиснулась внутрь храма, чтобы купить свечи. Когда началась служба, все притихли, и места как будто стало больше. Нина слушала священнослужителя, читавшего молитву, не воспринимая слов. Это была колыбель для ее измученной души. Жара и духота куда-то исчезли, люди стали спокойными, и на их лицах отражался золотистый свет. Казалось, что они светятся изнутри. Если бы Нина увидела себя со стороны, она была бы приятно удивлена, как похорошела: напряжение ушло, а с ним и сгладилась резкость морщин, губы и глаза перестали смотреть настороженно.
Когда закончился молебен, прихожане струйкой потянулись к большой мраморной плите, над которой висела икона с изображением Ксении Блаженной. Каждый, кто подходил к ней что-то говорил. Кто про себя, кто шепотом, потом приклонялись к плите и целовали серый камень.
Нина положила руку на плиту, перекрестилась и поклонилась иконе. Она молила заступницу Ксению о помощи.
- Прости мне тяжкий грех. Видит бог, не хотела я, но не знаю другого выхода, - прошептала она, не отводя глаз от чудодейственной иконы. – Прошу тебя, умоляю, избавь меня от разлучницы сейчас и впредь. Я достаточно натерпелась за все эти годы, неужели я не заслужила покоя? Помоги мне и прости.
Нина вышла на улицу и подошла к храму с востока. Поставила свечу «за упокой» в специальный ящик с песком. В щелях стены белели записки – здесь их оставляли прихожане. Согласно поверью, Ксения Блаженная всем помогала справиться с жизненными трудностями. К ней шли со своей бедой, как к последней надежде. Со всех городов ехали люди к Ксении, и она им помогала. В основном у храма собирались женщины, но встречались и мужчины. Нина видела на вечерне молодого человека. Он очень усердно молился, затем вынул из кармана «мелочь» - пятисотенные и тысячные купюры и положил в чашу для пожертвований.
Нина тоже решила оставить в стене записку с желанием (по большому счету, это и было целью ее поездки). Она достала из сумочки блокнот и стала писать красивым мелким почерком.
* * *
Костров добросовестно сортировал фотографии, снятые на кануне: раскладывал пасьянсом на двух широких столах, перемещал, собирал в стопки – сначала в пять, затем в три, в две - потом снова раскладывал. За этим занятием его застал Шубин. Он пришел с улицы веселый, пахнущий утренней свежестью.
- Над чем колдуешь, Мишаня? – гаркнул он с порога.
