Пересмотрев всех своих знакомых, Томила осталась довольна – завидовать было некому. В полном удовлетворении она хотела уже покинуть сайт, как вспомнила еще про одного человека.
Когда Томе было двенадцать лет, среди ее сверстников была популярна переписка. Нет, не электронная, поскольку тогда мало кто знал о существовании Интернета и электронной почты, а домашние компьютеры были редкостью. Писали друг другу письма на бумаге, запечатывали их в конверты, которые опускали в почтовые ящики, развешенные по городу. В их двор на лето к бабушке приехала Ксюша из Самары, мокнуть под дождем и ходить по музеям. В ее Самаре лето было куда теплее, но все равно девочка очень радовалась поездке в Северную столицу и с блестящими глазами гуляла по городу, а вечером местной детворе взахлеб рассказывала, как много она увидела за день. Они с Томой не то чтобы очень подружились, но часто гуляли вместе. В конце лета Ксюша оставила свой адрес для переписки. Тома ревностно заметила, что Ксюшин адрес записывает не только она, но и еще две девочки из их дворовой компании.
Сначала это были коротенькие записки вроде: «Привет! Как у тебя дела? Какая у вас погода? У нас погода хорошая, только вчера шел дождь. Шлю тебе календарик с цирком и вырезку из журнала. Все, пока! Пиши! Жду ответа, как соловей лета!» Самым ценным в таких письмах были вложенные в конверт календарики. Вырезки ценились меньше, вернее, не ценились совсем, за исключением случаев, когда они представляли собой нечто очень интересное. Томиле было недостаточно написать только про погоду, она разворачивала ответ на формальный вопрос «как дела» на три листа. В них были размышления и переживания обо всем том, чем поделиться, кроме бумаги, было не с кем. И не потому, что Ксюша стала для нее задушевной подругой. Томе казалось, что Ксюша умеет слушать – читает ее письма и отвечает на них. Пусть коротко, как умеет, незначительными фразами о погоде, но все же отвечает. Положа руку на сердце, Томе больше нужно было написать письмо, чем получить на него ответ. Писала она часто – каждую неделю. Ждать письма было приятным занятием. Каждый раз, возвращаясь из школы, она проверяла почтовый ящик и радовалась, когда среди газет находила конвертик, подписанный аккуратным почерком Ксюши. Тома торопливо поднималась на свой четвертый этаж, быстро сбрасывала обувь и верхнюю одежду, спеша уединиться, чтобы никто не помешал вскрыть конверт, чтобы получить удовольствие от извлечения из него исписанного тетрадного листочка и отыскать календарик с цирком. Читая письмо, она представляла, что напишет в ответ, подробно, на три листа распишет, как у нее дела. Хотелось сразу же взяться за ручку и писать. Тома так и поступала и уже вечером шла к дому на углу, где висел почтовый ящик. Ее пальчики опускали в щель толстый конверт, при этом Тома, оглянувшись, шепотом приговаривала: «Лети быстрее, найди адресата точнее». Отправление письма тоже было своего рода удовольствием, и чтобы ощутить его наиболее полно, в процесс не должны были вмешиваться посторонние – ни домашние, оказавшиеся рядом во время запечатывания конверта, ни случайные прохожие на улице возле ящика.
Переписка с Ксюшей продолжалась около двух лет, потом постепенно стала угасать и прекратилась совсем. За это время Томила успела рассказать обо всем: о непростых отношениях в семье и в школе, о своих мечтах и девичьих тайнах.
Ксюшу Тома видела всего два лета. Потом ее бабушка умерла, и девочка больше никогда к ним в город не приезжала. Она запомнила Ксюшу худенькой, с двумя рыжими косичками, одетую всегда в аккуратные платьица. Какой она стала теперь, Тому не особо интересовало, но она все равно стала ее искать. Набрала в строке поиска «Ксения Логунова, Самара». Такая нашлась одна, только «Логунова» стояло в скобках, Ксюша стала Морозовой. Замуж вышла – заключила Томила. Открыв ее страницу, она сразу нашла подтверждение своим домыслам – статус Ксении был обозначен как «замужем». Ксюша была по-прежнему худышкой, только уже без кос. Немного фотографий, немного друзей и все женского пола, информации минимум – Ксюша, как и раньше, откровенностью не отличалась. Ксюша, безобидная Ксюша, доверенное лицо ее детства. Она не была потенциальной соперницей в эстафете жизни, в отличие от одноклассников, при встрече с которыми неизбежно возникает желание спрятать свои неудачи и выставить напоказ достижения. Ксюша оставалась все той же заочной подругой, которой, как железнодорожному попутчику, можно доверить сокровенное.
Томила написала короткое сообщение: «Привет! Как дела? Это Тома Лакришева». Она назвала свою девичью фамилию, потому что как Пеганову Ксюша ее не знала. Уже через час Тома получила ответ. «Привет, Тома! Я тебя помню. Как хорошо, что ты меня нашла. У меня все хорошо, у меня есть муж и дочка двух лет. Как ты?»
На мгновение Томе почудилось, что ей снова двенадцать лет и она держит конверт с письмом из Самары. В нем лежит календарик, но ее он не интересует, самое важное впереди – прямо сейчас она начнет писать ответ, делиться накопившимися мыслями и переживаниями.
Подумав, Томила написала: «У меня все нормально. Сын в третий класс пошел». Нет, не сможет она быть такой же откровенной, как в детстве. Как бы ни хотелось участия, а душа стала уязвимой, и она больше не открывается нараспашку.
Самара
Третий год четыре стены, двор, детская поликлиника и продуктовый магазин. Муж Дима все время пропадает на работе, поэтому помощи от него, кроме материальной, никакой. Все, что он делает, так это купает Дашку. Эти несколько минут, пока дочка плескалась в ванне, Ксюша ценила больше всего на свете. За это время можно было быстренько подпилить ногти, сделать эпиляцию или нанести на волосы репейное масло. Все вместе сделать не получалось, купального времени хватало только на что-то одно. Такой порядок в их семье был заведен по умолчанию изначально: он – добытчик, она – хранительница домашнего очага. Поэтому все, что касалось дома и ребенка, ложилось на ее хрупкие плечи. Не успеваешь управляться – твоя проблема, значит, ты плохая хозяйка, жена и мать. Пока не было Дашки, Ксюша успевала все: и дома прибрать, и ужин из разносолов приготовить, и себя в порядок привести – сходить в салон на маникюр и в солярий. При этом она еще и работала. Правда, работа была недалеко от дома, поэтому времени на дорогу уходило мало. Эти времена Ксюша вспоминала как самые счастливые из своей семейной жизни. Нет, было еще свадебное путешествие в Геленджик, но оно было настолько давно и таким чудесным, что казалось какой-то другой параллельной реальностью.
На последних месяцах, когда она носила Дашу, ей было тяжело ходить и нагибаться. Неуклюжее беспомощное состояние ужасно надоело и хотелось поскорее разрешиться. Окружающие умудренные опытом женщины говорили, чтобы она радовалась и отдыхала, пока есть возможность, иначе потом, когда дитя появится на свет, не будет свободной минутки. Ксюша не верила. Раньше у нее энергии было хоть отбавляй, это беременность ее превратила в сонную муху. Так что стоит только родить, как она вновь станет энергичной и все-все успеет. В роддоме Ксюша смотрела на подаренный подругой на Восьмое марта шелковый халатик и мечтала скорее его надеть. Халатик стал еще одним стимулом скорее обрести прежние формы.
Первые полгода пролетели как один день. Ксюша могла пересчитать по пальцам, сколько раз за это время смогла вымыть голову. И то на бегу, не успевая как следует выдержать на волосах бальзам. Мама болела, поэтому рассчитывать на ее помощь не приходилось. Свекровь была бодрой и еще довольно-таки молодой женщиной. Но она принципиально не возилась с внучкой. «Сами родили, сами и воспитывайте!» – заявляла она, собираясь на вечерний спектакль. Ксюша не обижалась – как ни крути, а свекровь права. Она свое отработала. Свекрови пришлось куда тяжелее – без одноразовых подгузников, стиральной машины и даже без горячей воды. Когда родился Дима, его родители жили в старом доме, где не было горячей воды. Чтобы постирать или помыться, нужно было согреть воду в чайнике на плите и расходовать ее экономно: сначала стирать светлое и не слишком грязное, затем в той же воде темное. В оставшейся воде, пока она не остыла, нужно было вымыть посуду. И все в тазиках на кухонном столе – в старом доме не было ванной комнаты, но зато кухня была хорошая. Не огромная, конечно, но и не малюсенькая, а хорошая, десятиметровая. На этой кухне под потолком от стены до стены были натянуты веревки, на которых сушилось белье. Чтобы с него не натекло на пол и потом не прибежали со скандалом соседи, белье нужно было тщательно отжать. Конечно же, вручную. Если это были мелкие вещи вроде маек или колготок, то Димина мама справлялась одна. Постельное белье отжать ей помогал муж. Его сильные руки ловко справлялись с двуспальными пододеяльниками и простынями, он умудрялся отжимать их почти досуха, чем очень гордился. А мать стояла рядом и приговаривала: «Ну, хватит, хватит, а то треснет». Уже не раз случалось, что он, увлекшись, рвал белье.
