– Отчего это вы решили, что я согласна зайти к вам в гости? Может, у меня дела и мне некогда!
– Надолго не задержу, – сухо ответил он и опять замолчал.
С ним было неинтересно ссориться. На все попытки вывести его из равновесия он либо молчал, либо отвечал лаконично.
Юлии Львовны дома не оказалась. Никита бережно опустил гостью на диван и вышел в холл. Судя по звукам, стал что-то искать в шкафчиках.
Алиса чувствовала, что она ему нравится, хоть он и не старался показать свою заинтересованность, не пудрил мозги комплиментами, не пускал пыль в глаза, представляя себя с в выигрышном свете. От этого мужчины исходило нечто неуловимое, выдававшее симпатию. Возможно, он сам не желал ее желать, но против природы не пойдешь – она бывает сильнее воли.
Алиса была недоступной женщиной, если и позволяла себе вольности интимного характера, то исключительно с теми, в кого влюблена – хоть чуточку, но чувство обязательно должно быть. Она отнюдь не принадлежала к недотрогам, которые склонны расценивать любой мужской взгляд как посягательство на их честь и скорее умрут, чем позволят мужчине прикоснуться к кончику своего платья. Она не боялась находиться с малознакомым мужчиной наедине в его доме и ничуть не беспокоилась, что он может воспользоваться ситуацией.
Никита вошел с аптечкой; он нежно и бесцеремонно задрал штанину на больной ноге Алисы и стал осматривать пострадавшее место. Ловкими точными движениями обработал рану и наложил повязку.
– Вы врач? – удивилась она.
– Нет.
– А перевязали мне ногу так проворно, словно для вас это привычное дело.
– Я офицер. А офицер обязан уметь оказывать первую помощь.
– Мне домой пора, я пойду, – сказала Алиса, начиная смущаться. Она посмотрела на часы и подумала, что действительно пора. Телефон она не взяла, и Леня опять упрекнет.
Алиса встала и попыталась пройти по комнате. Получилось неважно – нога по-прежнему болела.
– Присядьте пока, – произнес Никита и ушел.
В комнате стояла старая стенка, мечта любой советской семьи восьмидесятых годов. На полках, кроме традиционного для тех же восьмидесятых хрусталя, за стеклом стояли семейные фотографии Севастьяновых. Молодая пара – улыбающаяся женщина, похожая на Юлию Львовну, и мужчина – вылитый Никита. Как поняла Алиса – его родители. На другой фотографии Никита в форме курсанта военного училища. Рядом была еще одна фотография. На ней был запечатлен выпускной класс – одиннадцатый «а», как следовало из надписи, 1996 года. «Это же год выпуска Лени», – вспомнила Алиса. Значит, Никита с ее мужем ровесники. Леня заканчивал школу в Шарье. Учитывая, что в Шарье не так много школ, а живут оба почти рядом, они вполне могли оказаться в одном классе. Она пригляделась и узнала Леонида на фото. Смешной нескладный подросток сидел в первом ряду между пожилой учительницей и очкастой девчонкой. Никита скромно стоял на заднем плане – где же ему еще стоять при его высоком росте. Открытый лоб, прямой, средней величины нос, ясный взгляд выразительных глаз – Алиса отметила, что в юности Никита был очень симпатичным.
А он не очень-то изменился, – подумала она и увидела Никиту. Он уже стоял в комнате. Ничего не сообщая, подошел к ней и, поддерживая, повел на улицу. Там уже стоял джип – огромный вездеход.
«Лишь бы Лени не было во дворе, лишь бы Лени не было во дворе, лишь бы Лени во дворе не было», – просила у судьбы Алиса, пока Никита вез ее домой. Что-то ей подсказывало, что встреча бывших одноклассников ни к чему хорошему не приведет. Ей не повезло: когда джип Никиты подъехал к воротам Нины Карповны, во дворе маячил Леонид.
Никита вышел из машины и открыл Алисе дверь, затем подал руку и, поддерживая, повел во двор. Леня не сразу нашел, что сказать. Мало того что жена пропала на полдня, оставив мобильник дома, так у нее еще хватило наглости явиться домой в обнимку с хахалем. Прихрамыванию Алисы Леня значения не придал, все его внимание было сосредоточено на Никите и его джипе. О такой машине Леня мог только мечтать.
– Охренительно! Вместе приперлись! Нет, ну в Питере у нее один козел, здесь другой! Не жена, а потаскуха!
– Леня, как ты можешь…
– Домой пошла! – Леонид схватил жену за руку. Алиса не удержалась на больной ноге и едва не упала – ее успел подхватить Никита.
– Дверь открой! – коротко скомандовал он.
Инстинктивно подчиняясь приказу, Леня послушно распахнул входную дверь. Никита донес Алису до дивана.
– Перелома нет, но ушиб сильный. К врачу ей надо.
– Да, да, мой хороший. Обязательно, – согласилась с ним Нина Карповна. – Леня на мотоцикле отвезет.
– В нем надо тормозные колодки поменять и свечи зажигания, – буркнул Леня.
– Ох, как некстати. А может, ты, Никитушка, поможешь? Тебе не трудно?
– Да, конечно. Я отвезу.
– Не надо. Я починю мотоцикл. Нет, ну чего там чинить? Делов-то.
В местной больнице сегодня уже врач не принимал. Можно было обратиться в травмпункт, но он был слишком далеко. Решили, что подождут до завтра. После ухода Севастьянова в доме повисла какая-то странная атмосфера. Леня почувствовал себя уязвленным со всех сторон. Во-первых, этот тип на его глазах нагло обнимал его жену, по-хозяйски вошел в его дом и еще командовал им, словно сержант новобранцем. Во-вторых, мама его назвала Никитушкой. Какой он ей Никитушка? У нее есть только Ленечка – единственный любимый сын. И никаких Никитушек!
Нина Карповна всегда ставила ему в пример сына своей знакомой. В детстве Леня только и слышал: Никита то, Никита се, какой Никита молодец, как хорошо учится, на фортепьяно играет… Она хотела, чтобы Леня дружил с отличником Никитой, но дружбы между мальчиками не получалось – Никита постоянно был занят делом, а Леня валял дурака. Потом, когда сын Юлии Львовны приехал в военном кителе, она опять стала расхваливать Никиту: какой он ладный, да как идет ему форма, да молодец какой – пошел по стопам отца. Слушать это было невыносимо. То-то Леня порадовался, когда грянули реформы, после которых положение военных стало незавидным. СМИ с упоением ругали армию: в ней и дедовщина, и нечистое на руку командование. Честь мундира была поставлена под сомнение, служить отечеству стало непрестижно. Напротив, престижно не служить. Если сумел отвертеться от армии, значит, ты не лох. Леня сумел и очень этим гордился. Он своим дипломом Костромского областного заочного института утер нос Никите с его военной академией, потому как быть менеджером и сидеть в теплом офисе лучше, чем мотаться по гарнизонам.
И вот недавно выяснилось, что Никита подал в отставку. Он уехал в Москву и там с нуля организовал собственный бизнес. Лене об этом поведала мама. Что за бизнес у его одноклассника, Обносков слушать не стал, знать о чужом успехе было невыносимо.
– Разорится Севастьянов. Как пить дать, разорится, – бубнил Леня.
– Он мальчик умный, без куска хлеба не останется. И порядочный, что очень редко для нашего времени. Ты бы, сынок, подружился с ним. Работать бы к нему пошел.
