Вытянув к себе плащ и бейсбольную биту, Маклеод некоторое время сидел на полу, рассматривая две оставшиеся схемы. В левом нижнем углу карты бункера, под улицей д’Асса, проходившей почти вплотную к Залу фресок, был нарисован жирный кружок со стрелкой и надписью «Люк перед библиотекой д’Асса». Самю утверждал, что все ходы с улицы д’Асса замурованы, но, видимо, Мадлен проделала собственную chatiére.
Оглядевшись, Маклеод впервые уверенно определил, где он, — в северной части бункера. Бетонные полы, стены с трафаретными указателями. Скорее коридоры, чем тоннели. Дверные проемы, в которых кое-где еще остались старые металлические двери, погнутые и изуродованные, висевшие на ржавых петлях. На стрелках-указателях, едва различимых на фоне сплошных граффити, значилось: «Hinterhof, S. Michel, N. Dame-Bonaparte».
[73]
Черные буквы на белом фоне предупреждали: «Rauchen Verboten».
[74]
Путь преграждала кирпичная кладка, по виду более новая. Поднявшись на ноги, Маклеод сверился с картой и компасом и повернул на юг. Немецкая страсть к порядку чувствовалась даже в полуразрушенном бункере времен войны: после хаоса катакомб идти по правильной системе коридоров и переходов с ровными рядами дверных проемов было одно удовольствие, а ориентироваться по карте Самю здесь смог бы и ребенок.
Облюбовавшие бункер самозваные художники использовали каждый квадратный дюйм. Энцо увидел несколько смахивающих на призраки белых фигур, нарисованных на кирпичах, череп и скрещенные кости, а ниже подпись: «Рэмбо, 21 декабря 1991 года». Нарисованная табличка — на таких пишут названия улиц — гласила: «Переулок невидимок». На другой стене красной и белой красками был изображен взрыв с черепом в центре, поверх которого красовалась четкая, словно нанесенная через трафарет надпись «Загрязнение». В одном коридоре Энцо прошел мимо ряда унитазов бывшего чуда техники — клозета с химической стерилизацией фекалий. На одном стульчаке еще сохранились остатки деревянного сиденья. Стилизованная под ацтекские росписи фигура с красными боевыми узорами на лице щерилась с новой кирпичной кладки.
Повсюду свет фонаря выхватывал странные картины: укрепленные высоко на стенах старые распределительные коробки, из которых, подобно внутренностям из вспоротых животов, свешивались обрывки кабелей, вырванных более полувека назад. Не так давно кто-то попытался облегчить передвижение по бункеру, нарисовав на стенах разноцветные стрелки там, где коридоры раздваивались и шли в разных направлениях, но у Энцо не было времени разбираться.
Через дверной проем он вышел в штольню, прорубленную в скале средневековыми каменотесами. Согласно карте, основная часть этого тоннеля уходила далеко на запад, а здесь, возле бункера, он заканчивался буквально у входа в Зал фресок. Еще тридцать метров, и он будет на месте. Выключив свет, Маклеод некоторое время стоял, прислушиваясь. Тишина была столь же густой, как и темнота. Его собственное дыхание громом отдавалось в ушах. Маклеод ждал, не появится ли какой-нибудь новый источник света, и действительно вдалеке разглядел едва заметное мерцание. Очень осторожно, касаясь стены кончиками пальцев, он пошел туда, ступая как можно тише. Мерцание становилось все ярче. Свернув в конце тоннеля, Маклеод вновь попал в строго регламентированный мир немецкого планирования. Миновав три пустых дверных проема по правой стене, он увидел короткий коридор, откуда дверь вела в Зал фресок. Мягкий мерцающий свет едва заметно пробивался по периметру приоткрытого створа. Энцо бесшумно пошел вперед. Вокруг по-прежнему не слышалось ни единого звука, кроме звона в ушах и быстрого биения сердца, отдававшегося в горле.
За тяжелой, ржавой железной дверью открылся Зал фресок — длинное помещение, высеченное в цельной скале. Кирпичные стены делали его похожим на настоящий зал. Маклеод узнал несколько работ из интернет-галереи — ацтекского воина, Армстронга на Луне, скелет, предупреждающий о СПИДе. Были и другие — Марлен Дитрих, Человек-Паук, пенис с крылышками, зеленый пришелец из космоса, пара хулиганов в армейских ботинках, с «ирокезами» и топорами. Но в Зале фресок оказалось пусто. Свет давала единственная свеча, поставленная посреди пола в озерце растопленного воска. Рядом с ней торчала винная бутылка, отливающая зеленым; ее длинная тень танцевала на полу и стенах, покрытых современными фресками.
Энцо не знал, тревожиться ему или вздохнуть с облегчением. Переступив порог, он включил фонарик на каске, подошел к горящей свече и присел на корточки, чтобы рассмотреть бутылку, как оказалось, с шартрезом. Стекло было белым, цвет придавал зеленый ликер. Лукавый напиток, придуманный картезианскими монахами. Маклеод выругался и сплюнул на пол: Мадлен снова затеяла игру в загадки. Правда, надо отдать ей должное, эта оказалась из самых простых.
Энцо вытащил схемы. Штольни картезианцев подходили к бункеру с юга и востока; в южной части системы подземных ходов находился «фонтан» картезианцев. Если верить Самю, это название возникло из-за зеленоватой воды, стекающей по стенам в огромную каменную чашу посередине, высеченную за несколько столетий до появления монастыря и самого ордена. Где-то здесь должен быть выход в юго-восточную часть системы штолен, откуда к «фонтану» ведет практически прямой тоннель. Маклеод посмотрел на часы — двадцать минут третьего.
Издалека донесся знакомый душераздирающий вопль, за ним послышались уханье и гиканье. Вскочив на ноги, Маклеод побежал назад в тоннель, пересекавший бункер. Там он повернул на юг, а затем на восток, оказавшись в длинном прямом коридоре с дверями, выходившими в заброшенные пустые бетонные клетки. Трудно было поверить, что когда-то здесь размещался штаб немецкой разведки, административно-хозяйственное отделение и центр командования и связи, откуда осуществлялось руководство оккупированным Парижем. Добежав до конца тоннеля, Маклеод снова свернул на юг, мимо призрачных фигур, намалеванных на стенах, и вскоре оказался перед каменной аркой. Здесь путь преграждала массивная железная дверь, за которой уже начинались штольни. Заржавевшие петли протестующе завизжали, когда Маклеод потянул дверь на себя, приоткрыв ее ровно настолько, чтобы протиснуться. Если верить карте, он находился в пятнадцати метрах под землей, в тоннеле, обозначенном на схеме как «Дорога из бункера», который в конце под острым углом сворачивал к югу и шел к «фонтану». Маклеод постоял прислушиваясь. Вопли и визг постепенно стихли. Он быстро пересек маленькую комнату за массивной дверью и вошел в лабиринт штолен под бывшим монастырем картезианцев.
В этих старинных ходах, проложенных монахами, Энцо вновь пришлось идти согнувшись, чтобы не задевать каской о низкий свод. Коротышки были эти монахи, не иначе. Иногда тоннель сужался настолько, что Маклеоду приходилось протискиваться боком, а на иных участках становился неожиданно широким, с длинным карнизом на левой стене под самым сводом. Местами попадались своеобразные «заплатки» из мелких камней и цемента — следы ремонта на месте опасных обвалов.
Ближе к концу «Дороги из бункера» начали попадаться боковые ходы. Вскоре тоннель закончился квадратной железной дверью. Маклеод остановился и прислушался, но различил только нескончаемый перезвон капель, падающих со сводов. Он выключил фонарик и через несколько секунд разглядел слабый мерцающий свет свечи, пробивавшийся из-за приоткрытой двери. Стараясь двигаться как можно тише, Маклеод протиснулся в дверь и оказался в просторной пещере с полукруглым сводом, поддерживаемым неровными колоннами. Свет шел из узкой щели в дальней стене. Сделав несколько шагов, Энцо разглядел каменные ступени, ведущие вниз. Вода, капавшая со сводов и стекавшая по стенам, собиралась в круглый бассейн у подножия каменной лестницы, вытесанный монахами в мягком известняке. В стенной нише горела свеча; вода бассейна отвечала таинственным зеленым мерцанием. Капли, словно дождь, то и дело разбивали стеклянную гладь, расходившуюся плавными кругами. В стенах по обе стороны бассейна были вытесаны скамьи; на левой, скрестив ноги, неподвижно, словно в трансе, сидел человек. Тонкая женская фигура в лыжном костюме и альпинистских ботинках, темные волосы падают на лицо, за спиной маленький рюкзак.
