Там ничего не знали о Джеффе Лее. Мэтью продиктовал фамилию по буквам.
— Вы сказали, Лей или Лич?
— Нет, Лей.
— Человека с таким именем в наших сводках нет.
К этому времени полиция уже знала, кому принадлежит найденное тело. В нагрудном кармане льняной куртки нашли залитые кровью водительские права на имя Джеффри Джона Лича, проживающего по адресу 45 Грета-роуд, Куинз-Парк, Лондон NW10. Они были выданы девять лет назад, задолго до введения в Британии новых прав с фотографией владельца. В кармане также обнаружилась упакованная в полиэтиленовую пленку фотография длинноволосого молодого человека с маленьким ребенком на руках, испачканное кровью письмо женщины по имени Зилла, обычный дверной ключ без номера, триста двадцать фунтов двадцати— и десятифунтовыми купюрами, карта «Виза» на имя З. Х. Лич и наполовину пустой пакет леденцов «Поло».
Потребовалось лишь несколько часов, чтобы установить: Джеффри Джон Лич был женат на Саре Хелен Лич, в девичестве Уолтинг, которая также имела водительские права и жила в Лонг-Фредингтоне, графство Дорсет.
Глава 16
Прибыв в избирательный округ в пятницу вечером, Джимс первым делом встретился со своим доверенным лицом, полковником Найджелом Треверс-Дженкинсом, и вместе с ним присутствовал в качестве почетного гостя и главного оратора на ежегодном обеде ассоциации молодых консерваторов Южного Уэссекса в отеле «Лорд Куанток Армз» в Марктоне. Вопреки предположению Зиллы, Леонардо с ним не было. Пока Джимс рассуждал о том, что надежды консервативной партии связаны с молодежью, с ее идеализмом и пылом, в коих он уже убедился сегодня вечером, Зилла сидела в своей квартире в жилом комплексе «Сады аббатства» и вместе с детьми смотрела «Карапузов» на видео; Джордан хныкал у нее на коленях.
Для Джимса, который на протяжении многих лет время от времени приезжал к ней, она всегда была не другом, а ширмой для сокрытия его естественных наклонностей. Зилла принадлежала к тому типу женщин, чья внешность позволяла консерваторам из Южного Уэссекса причислить ее к распущенным особам. Любой житель Фреддингтона при виде Джимса, входящего в Уиллоу Коттедж, нисколько не сомневался — по их же выражению — в худшем. Однако эти люди придерживались двойных стандартов, осуждая женщину, оказавшуюся в такой ситуации, и ни в чем не виня мужчину. Скорее наоборот, и Джимс был прекрасно осведомлен об этом — ему передали слова полковника Треверс-Дженкинса, который говорил, что он «парень не промах». Поэтому он, используя Зиллу, всегда испытывал к ней благодарность и даже убедил себя, что это привязанность.
Теперь, когда он был женат на ней и его чувства изменились, Зилла стала досадной помехой и, оставленная без надзора, могла повредить карьере. Джимс размышлял об этом, возвращаясь в свой дом в Фредингтон-Крус. Как жаль, что после совершения брачной церемонии приходится жить под одной крышей с женой. Обидно, что нельзя дать ей немного денег, маленький домик где-нибудь в глуши и больше никогда ее не видеть! Джимс понимал, что это невозможно. Он обязан состоять в браке, демонстрировать приверженность семейным ценностям. И его жена должна быть подобна жене Цезаря. Другого не дано. Вернувшись домой в понедельник, он начнет знакомить Зиллу с обязанностями спутника жизни члена парламента от Южного Уэссекса. Расскажет о советах и комитетах, где она должна председательствовать, о приемах гостей в саду, на которых она обязана присутствовать, о конкурсах малюток, об ассоциации женщин-консерваторов, об агитации, которой она должна заниматься, и о скромной одежде, которую должна носить. Никаких юбок выше колена, глубоких декольте, сексуальных туфелек, обтягивающих брюк — возможно, вообще никаких брюк, а только длинные платья и большие шляпы. Жена члена парламента, в отличие от невесты, не должна выглядеть легкомысленно.
Джимс позвонил Леонардо и лег спать. Утром ровно в девять он начал прием избирателей в Кастербридж-Шайр-Холл, искренне обещая им улучшить систему образования и здравоохранения, транспорт и окружающую среду, а также приложить все силы для сохранения псовой охоты. Джимс избегал слова «собаки», поскольку именно этот термин использовался в проекте обсуждаемого закона. Чтобы угодить людям, собравшимся в Шайр-Холл, он всегда говорил «гончие». Тема охоты, которая была постоянным предметом разговоров и дискуссий в Южном Уэссексе, напомнила ему, что в субботу нужно присутствовать на заседании местного отделения «Сельского альянса» в деревенском клубе Фредингтон-Эпископи. Собрание обещало быть таким многолюдным, что для него сняли самый большой зал в округе.
Текст речи он привез с собой. Документ лежал в портфеле, который Джимс даже не открыл, пока был в своем доме в Фредингтон-Крус. Называя выступление речью, он несколько недооценивал себя, поскольку ни в коем случае не собирался читать текст перед аудиторией. Однако поля пестрели всевозможными цитатами из предыдущего законопроекта, который он внес в качестве рядового члена парламента; кроме того, там была приведена статистика, результаты исследований случаев жестокости по отношению к оленям и уровня стресса лисиц и, что самое главное, оценка трудностей, с которыми столкнется местное население в стране, которую Джимс осторожно называл «Англией», а иногда «этим благословенным местом», но ни разу «Великобританией». Вместе с заметками лежал «доклад Бернса» в синем переплете — исследование лорда Бернса, посвященное охоте. Закончив прием избирателей и сев в машину, Джимс открыл портфель, проверяя, не забыл ли он свои записи.
Он намеревался пообедать в Кастербридже, в «Золотом олене», с близким другом, предшественником Леонардо. Решение расстаться было взаимным, и никакой обиды не осталось. Более того, Айво Кэрью являлся председателем благотворительного общества под названием «Консерваторы против рака», и поэтому встреча с ним будет воспринята с одобрением. Но Джимс никак не мог найти свои заметки к собранию «Сельского альянса». Он вывалил на пассажирское сиденье все содержимое портфеля, заранее зная, что ничего не найдет. Материалы были сложены в прозрачную пластиковую папку синего цвета, такую же, как обложка «доклада Бернса», и не заметить ее было невозможно. Джимс точно знал, что папки здесь нет, и понял где ее искать: в доме Леонардо.
Но где именно? Этого он вспомнить не мог. Однако в памяти всплыло: накануне вечером Леонардо говорил ему по телефону, что в пятницу берет отгул и едет в Челтенхем навестить мать. Частые визиты сына доставляли радость Джульетте Нортон, родившейся в Риме сразу после Второй мировой войны; эта очаровательная женщина, в шестидесятые годы принадлежавшая к движению хиппи и бывшая поклонница рок-музыки, не имела ничего общего с расхожими представлениями о матери. Разумеется, у Джимса был ключ от квартиры — проблема не в этом. Даже если бы он точно вспомнил, где лежит синяя папка, и смог убедить кого-то из соседей Леонардо впустить его посыльного, кому можно доверить такое деликатное дело? Есть ли на свете человек, на которого можно положиться, кто поедет на Глиб-террас, найдет заметки и передаст ему факсом, не посчитав странным и подозрительным, что член парламента Джеймс Мэлком-Смит оставляет важные документы в доме молодого и очень красивого биржевого брокера? И скорее всего, в спальне молодого человека? Наверное, Зилла. Джимс позвонил домой по мобильному. Трубку не снимали. На самом деле Зилла, которая в это время спала и видела сон о том, что Джимс сменил сексуальную ориентацию и влюбился в нее, слышала телефонный звонок, но подумала, что звонит ее мать, и не стала брать трубку.
