Минти вошла на кладбище через вход на Олд-Бромптон-роуд. Она часто смотрела на него из окон Эдны — делать ей было все равно больше нечего, — но никогда сюда не приходила. Кладбище было совсем не таким, как Кенсал-Грин, и испугало Минти. Наверное, все дело в восьмигранной часовне и резных колоннах, рядом или между которыми нужно было пройти, а может, в сумраке вечера, обычного летнего вечера в Лондоне с густым, неподвижным воздухом и отсутствием солнца, хотя до темноты было еще далеко. Минти увидела надгробный памятник со львами, похожими на львов с Трафальгарской площади, а потом еще один, с пирамидой из пушечных ядер. Она была уверена, что встретит призраков, или хотя бы часть из них, или одного. Джок страшил ее больше, чем все остальные. Со старухами — даже с их тенями — она справится. Однако в Джоке Минти чувствовала какую-то грубость, которой никогда не замечала при жизни. Словно после смерти в полной мере раскрывалась его склонность к жестокости и злобе.
Бросая взгляды направо и налево в поисках его могилы — свежей могилы, возможно, просто холмика, — Минти пыталась успокоить себя мыслью о душе, который у нее скоро установят и за который заплатили брат или невестка Джока, проявившие понимание и сочувствие. Но отвлечься не получалось. Теперь она увидела, что на этом мрачном, заброшенном кладбище нет свежих могил; создавалось впечатление, что оно давно покинуто и забыто. Вдруг Минти заметила, что тут совсем безлюдно — ни одного посетителя, кроме ее самой. Казалось, это место принадлежит другому миру, абсолютно пустому, без мужчин, женщин, животных и даже призраков. И по какой-то причине это пугало ее больше, чем сами призраки; Минти боялась, что навсегда останется здесь, в этом пустынном, затерянном во времени и пространстве месте. Она посмотрела на землю, на траву, потом на серое, застывшее небо и не увидела ни одной птицы, ни одного насекомого. Затем она побежала — от колоннады, от этих неподвижных и вечных каменных столбов, дальше, дальше, к воротам, улице, домам и людям…
Глава 33
Занимаясь журналистикой, Натали часто задумывалась, как бы она сама реагировала, обратись к ней кто-то из прессы. Совет, который давала себе Натали, ничем не отличался от рекомендации адвоката клиенту, имеющему дело с полицией: ничего не говорить, а если это невозможно, ограничиться односложными ответами. Подобно большинству репортеров и полицейских, она редко встречала людей, которые следуют этому совету. Нелл Джонсон-Флит оказалась исключением.
Открыв дверь своей квартиры в Кентиш-таун, она смотрела прямо в лицо гостьи, но ничего не говорила. Натали, которая тоже смотрела прямо ей в лицо, назвала себя и предложила поговорить.
— Нет, — ответила Нелл Джонсон-Флит.
Как и все женщины Джеффа — за исключением Зиллы, — она была высокой, худощавой блондинкой, одетой так, как он любил, в брюки и свитер. Натали хорошо помнила его вкусы.
— Я тоже была одной из его подруг. Жертв, если хотите. Возможно, было бы полезно это обсудить, вам не кажется?
— Нет.
— Наверное, вы предпочитаете оставить все в прошлом? Пытаетесь совершить невозможное и забыть, как будто ничего и не было?
Нелл Джонсон-Флит аккуратно закрыла дверь. Натали не привыкла отступать и нажала кнопку звонка еще раз. Не дождавшись ответа, она свернула за угол и набрала номер телефона женщины на своем мобильнике. На звонок ответили кратким:
— Да?
По крайней мере, хоть какой-то прогресс.
— Это Натали Рекмен, Нелл. Я все же надеюсь, вы меня впустите, буквально на пять минут.
— Нет, — ответила женщина и повесила трубку.
Остается только восхищаться, подумала Натали, возвращаясь к машине — как раз вовремя, поскольку к ней уже приближался инспектор дорожного движения. Превосходная тактика. Ее счастье, что не вся публика такая. С другой стороны, у людей меняется настроение, бывают удачные и неудачные дни. Возможно, просто сегодня неудачный. Нелл Джонсон-Флит поссорилась со своим приятелем или увидела его с другой женщиной, и все, что случилось этим вечером, никак не отражает ее нормального поведения. Нужно дать Нелл шанс пожалеть об упущенной возможности, а завтра еще раз попробовать с ней поговорить. А теперь — к Кенсал-Грин.
Полицейские не беспокоили их почти две недели. Обещали вернуться, но пропали. Мишель снова начала есть, не очень много и здоровую пищу, но уже избавилась от ощущения, что каждый кусок застревает у нее в горле. Она похудела и стала такой, как десять лет назад. Но если ее удовлетворял ленч, состоящий из салата и одного кусочка хлеба, то Мэтью регулярно съедал омлет из двух яиц. Он снова стал водить машину, сначала робко, словно только что сдал на права, но постепенно все увереннее и увереннее. Долго не получая никаких известий от полиции, они почувствовали себя в безопасности и сделали то, чего не делали со дня свадьбы: уехали отдыхать на выходные.
Впервые за все время знакомства Мишель показалось, что во взгляде Фионы мелькнула зависть. Она не обрадовалась, поскольку меньше всего на свете ей хотелось кого-то расстраивать, но заметила это необычное выражение в глазах соседки.
Фиона завидовала, потому что у Мишель есть муж, который ее любит и хочет уединиться с ней в деревенской гостинице.
— Надеюсь, вы прекрасно проведете время, — сказала она. — Вы это заслужили.
Супруги прекрасно провели время. Но совсем не так, как представляла Фиона (и все, кто их видел и дал себе труд задуматься): медленные прогулки, стаканчик в тихом маленьком пабе, любование красотами природы и, возможно, ужин при свечах. Их путешествие больше напоминало медовый месяц. Поздним утром, лежа в объятиях Мэтью, Мишель чувствовала себя так, словно совершила путешествие во времени и перенеслась на семнадцать лет назад, в первые дни семейного счастья.
По мнению Натали, многоквартирные дома в Кениш-тауне выглядели довольно мрачно, но только не в сравнении с Сиринга-роуд, что возле кладбища Кенсал-Грин. А вот это, подумала она, паркуя машину — стоянка здесь была разрешена, и место искать не пришлось, — скамейка, на которой убили Эйлин Дринг. Или, скорее, та, которой ее заменили. Скамейка выглядела новой. Клумбу позади нее перекопали, и теперь из земли торчала молодая поросль сорняков. Странное совпадение: одна из жертв убийцы погибла рядом с домом, где живет подруга второй жертвы — или одна из подруг.
Улица представляла собой два ряда приземистых викторианских домиков с очень маленькими и по большей части неухоженными палисадниками; кое-где в кучу свалены велосипеды, детские складные стульчики на колесиках, иногда мотоцикл, рулоны проволочной сетки и сломанная мебель. На первых этажах выдавались непропорционально большие эркеры, а на пыльных табличках под их карнизами были выгравированы названия домов: «Вилла Теобальда» или «Терраса Солсбери». Только один дом жильцы привели в порядок, причем до такой степени, что это оскорбляло вкус Натали. Номер 37, фасад которого был заново облицован гранитом (вероятно, искусственным), окна выкрашены белой краской, а парадная дверь — ярко-розовой. Сад изобиловал разноцветными георгинами и темно-синими астрами. Соседний дом, куда направлялась Натали, выглядел аккуратным, но убогим; палисадник замощен, краска старая, хотя и чистая. Должно быть, Джефф совсем поиздержался, если забрел сюда в поисках источника существования, подумала она. А потом вспомнила, как подскочили цены на лондонскую недвижимость, — это место расположено недалеко от модного Ноттинг-Хилла, а остановка линии метро «Бейкерлу» находится в двух шагах от Харроу-роуд. Если бы Джефф смог наложить лапу на дом в этом районе…
