Как бы там ни было, а сначала нужно привести в порядок свой
туалет, а то юбка может упасть прямо тут. Ноги мои не стыдно показать, но,
боюсь, окружающие неправильно поймут.
– Конечно, конечно, – рассеянно пробормотала
я, – а сейчас мне надо выйти. И потом, нельзя так сразу, побудем еще
немного, а то Валентина обидится.
Он с неохотой отпустил меня, мелкими шагами я бросилась в
коридор, хотела было зайти в ванную, но мне нужна была булавка, а лучше иголка
с ниткой, чтобы зашить эту чертову юбку наглухо. Валентины, как назло, нигде не
было видно, я наугад ткнулась в одну из дверей этого огромного коридора и
оказалась в спальне. Комната, как и гостиная, была очень большая. В углу горел
торшер. Ого, как шикарно! Валентина умеет жить, этого у нее не отнимешь.
Шелковые обои, кровать удивительных размеров, трехспальная, наверное, стоит в
алькове, а над ней балдахин под цвет обоев. На полу ковер с таким длинным
ворсом, что я чуть не упала на своих каблуках. По такому ковру надо ходить
босиком или в тапочках с розовыми помпонами, как у куклы наследника Тутти.
Шкаф, комод, всякие пуфики, банкетки – где у нее могут быть
булавки? Неудобно рыться в чужих вещах. Я наугад выдвинула один из ящиков
туалетного столика – какие-то бумажки, квитанции, в другом была косметика.
Может, в тумбочке возле кровати?
Я подошла к кровати, и тут послышался голос Валентины. Я
обрадовалась и только хотела было ее окликнуть, но голос, а главное, слова
вошедшего с ней мужчины заставили меня отступить глубже в альков и прикрыться
занавеской.
– Слишком уж ты спешишь, – недовольно говорил
Вадим, это был он, – все тебе надо сразу, я же не машина.
– А ты не тяни резину! – нетерпеливо частила
Валентина. – Не для развлечения сюда пришел. Как там дела?
– Да все в порядке! – В голосе Вадима появились
самодовольные нотки. – Сейчас поедем ко мне. Ты не ревнуешь? – Он
засмеялся, а Валентина фыркнула.
– Ты не очень-то расслабляйся, помни о деле.
– По-моему, это все же не совсем то, что нужно, –
как-то неуверенно проговорил он.
– Что? Жалко ее стало? Я так и знала, увидел смазливенькую
мордашку и ножки и сразу раскис! Вечно вы, мужчины, смешиваете дело с
развлечением!
– Да ладно тебе…
– В общем, так. Я не для того ее тебе нашла, чтобы ты
запорол окончание дела. Живо возьми себя в руки и продолжай!
Ответом ей было угрюмое молчание. Валентина почувствовала
это, и я тоже. Я думала, что Валентина сейчас заорет: «Что? Бунт на
корабле?», – но она сменила тактику.
– Вадик, дорогой, все будет хорошо, осталось совсем
немного.
– Устал я что-то, – пожаловался он.
– Соберись. Ты куда ее, на дачу?
– Нет, на Некрасова, шесть, так ближе.
– Сейчас не время отступать, надо закончить начатое. Ты
же знаешь, такие условия. Это последнее усилие, иди, дорогой, все это ради нас.
Во время возникшей паузы я осторожно выглянула из-за
занавески. Если и были у меня сомнения, когда я слушала их разговор, то сейчас
они рассеялись. Эти двое целовались, причем ни о каких родственных чувствах там
не могло быть и речи. Они целовались страстно, как любовники.
Выскочить из-за занавески и устроить скандал мне помешала
моя женская гордость и опять-таки бабушкино воспитание, но бушевавшим во мне
огнем можно было спалить не один колхозный амбар. Вот это да! Что называется,
Бог уберег. Вот что бывает с теми, кто собирается в первый же вечер ехать домой
к незнакомому мужчине, зная о нем только то, что костюм на нем сидит
превосходно.
«Это неправда, – одернула я саму себя, – я бы не
поехала к нему, хотя вся эта обстановка очень этому способствовала. Но не в
моих правилах укладываться в постель в первый же вечер, это опять-таки
бабушкино воспитание!»
Эти двое наконец оторвались друг от друга и ушли. Я
выскочила из-за занавески и заметалась по спальне в полном смятении. Что они
говорили обо мне? Со мной связано какое-то дело. Ясно, что Вадим Валентине
никакой не брат, а любовник. Зачем же она привела его в дом и заставила
ухаживать за мной? Чтобы отвести глаза собственному мужу? Но зачем вообще
тащить любовника в дом? Наставляла бы рога мужу где-нибудь на стороне, а я-то
тут при чем?
Ни на один из вопросов у меня не было ответа, и я решила
взять себя в руки, сохранить лицо и незаметно убраться отсюда
подобру-поздорову. Теперь буду помнить, что я одинокая работающая женщина с
ребенком, красивая жизнь не для меня. Но сначала надо заколоть чем-нибудь юбку,
а то вон – уже сползает. Я открыла ящик тумбочки, он был весь завален
бижутерией. Бижутерия сейчас дорогая, но это все же не драгоценности.
Драгоценности, я думаю, Валентина хранит в другом месте. Перебрав всю эту кучу
барахла, я увидела брошку, круглую стекляшку, стилизованную в виде паучка.
Зеленое стекло, глазки в виде черных бусинок, а проволочные лапки торчат в
разные стороны. Дешевка, детская игрушка, такая могла бы заинтересовать мою
Аську, зачем Валентина ее хранит? Впрочем, не важно. Эта зараза не обеднеет,
если я возьму грошовую брошку.
Использовав паучка вместо булавки, я кое-как заколола юбку,
причесала волосы и тихонько выскользнула из комнаты. В коридоре никого не было,
но из прихожей слышались голоса, Валентина спрашивала: «Куда она подевалась?».
Я не могла сейчас встретиться с Валентиной, она бы все поняла по моему лицу,
поэтому я толкнула одну из дверей, дверь поддалась, я шагнула внутрь – и
оказалась в совершенно другом мире. Это был… девятнадцатый век? Или
восемнадцатый? Если девятнадцатый, то самое начало. Посередине комнаты стоял
большой круглый стол на звериных лапах, в углу еще один маленький столик, я
вспомнила, как он называется, слово всплыло из неизвестных глубин – ломберный,
и возле него – два чудесных резных кресла; по стенам были развешаны темные
старинные портреты, гравюры, миниатюры в овальных рамках, пейзажи с замками и
зелеными холмами, а на одной стене висела такая огромная картина, что ни в
какую современную квартиру она бы просто не влезла – метра три высотой – и
совершенно чудесная – на ней были изображены античные руины, и водопад, и дикий
виноград, и все это было такое летнее, сонное, дремлющее…
– Добрый вечер! – раздался за моей спиной тихий
детский голосок.
Я обернулась, смущенная, будто меня застали за каким-то неприличным
занятием, и увидела маленькую старушку, невероятно подходящую к этой комнате –
сухонькая, элегантная, в темносинем бархатном платье с пышным воротником из
желтоватых кружев, с аккуратно уложенными седыми волосами, украшенными
черепаховым гребнем; она сидела в глубоком покойном кресле и приветливо
улыбалась.
– Вы, наверное, приятельница Валентины?
– Да, простите, я ошиблась дверью…
– Это очень мило с вашей стороны. Ко мне так редко
кто-нибудь заходит!
– Какая у вас чудесная комната!
