– Нет! – в голосе Лесли звучало отчаяние, она едва не плакала.
У Вексфорда опять возникло странное ощущение: она боится не того, что ее видели с тетей за полчаса до убийства, чего-то другого. К его удивлению, она вдруг горестно воскликнула:
– Я потеряю работу!
Это прозвучало как-то дико. Чего стоит потеря работы по сравнению со смертью человека?
Они остановились возле дома Робсона, Лесли попрощалась и вылезла из машины. Вексфорд какое-то время наблюдал за домом. Лесли доковыляла до двери на своих шпильках, порылась в сумочке в поисках ключей, но Робсон уже открыл дверь. Впереди у них долгий вечер, они будут пить чай, есть яичницу, обсуждать работу Лесли и дядин артрит, дремать перед телевизором. Интересно, как люди снимали напряжение, когда не было телевизора?
Какая сердобольная девушка, просто ангел во плоти. Все выходные проторчит здесь, забросив лондонских друзей и подруг. Нет, Лесли совсем не ангел, она не способна сочувствовать людям. Тщеславная, самовлюбленная особа. И что за странную фразу она бросила под конец разговора?
Из дома напротив вышла Дита Джаго, проводить дочь с внучками.
– Езжай, – сказал инспектор Доналдсону. – Я доберусь пешком.
Доналдсон удивленно посмотрел на шефа, но потом вспомнил, что Вексфорд переехал в Хайлендс.
Вексфорд перешел дорогу. Резкий белый свет фонарей искажал все вокруг. При этом освещении румяные внучки Диты походили на бледных туберкулезниц. Вексфорд вспомнил свою родную улицу, залитую по вечерам мягким янтарным светом. Нина открыла дверь автомобиля, ветер теребил ее пышную полосатую юбку. На ней был роскошный вязаный свитер, пестрый, как персидский ковер, но свет фонарей сгладил все краски, обеднил их до серых и коричневых тонов. Нина порывисто обняла мать, поцеловала ее, словно прощаясь навек. Странно, ведь они видятся каждый день, подумал Вексфорд. Машина тронулась с места, и Дита помахала вслед рукой. Она стояла на ветру, кутаясь в красивую шаль с бахромой, такая монументальная, с тяжелыми чертами лица, с густыми упругими локонами, которые выбились из прически. Миссис Джаго не подходит современная одежда. Она заметила инспектора и поздоровалась.
– Я слышала, вы переехали к нам.
– Да. Как поживают ваши мемуары?
– В последнее время что-то не пишется, – она посмотрела на Вексфорда так, как смотрит человек, которому есть что сказать, но при этом сомневается, стоит ли откровенничать. – Если хотите, можем зайти ко мне, выпить немного.
Вполне по-соседски, решил инспектор. Почему бы и не выпить бокал хереса?
Он сделал глоток, но это оказался далеко не херес, а нечто вроде шнапса, холодный, сладковатый напиток, настолько крепкий, что у Вексфорда глаза на лоб полезли и волосы встали дыбом.
– Мне это сейчас не помешает, – произнесла Дита прежним дружеским тоном.
Рукопись лежала на том же месте, ничего не изменилось. На верхнем листе Вексфорд заметил волосок. Он был уверен, что в прошлый раз тоже видел его. Миссис Джаго не писала, но зато вязала. На будущем панно уже появились пальмы и кусочек неба. Инспектор смотрел на круговые спицы, и вдруг его осенило.
– Гвен Робсон знала, что вы пишете мемуары?
– Миссис Робсон? – с подчеркнутым безразличием переспросила миссис Джаго. Хотя, возможно, они действительно почти не были знакомы. И эта нарочитая холодность насторожила Вексфорда. – Она приходила сюда лишь раз и вряд ли заметила рукопись.
Сейчас Дита усмехнется и добавит, что такие, как Гвен Робсон, мало интересуются книгами, подумал инспектор. Но вместо этого она вдруг сообщила:
– Знаете, моя дочь рассталась с мужем. Как говорят нынче – «разбежались». Для меня это полная неожиданность. Нина приехала сегодня и сказала, что утром он ушел от нее.
– Моя дочь тоже рассталась с мужем, – признался Вексфорд.
– Это другое дело, – ответила Дита довольно резко, но в ее словах была доля правды. – Знаменитая актриса, она богата, он богат, оба ведут светскую жизнь.
– Вы хотите сказать, что удивляться тут нечему?
Будь миссис Джаго помоложе, она бы, наверное, покраснела, но сейчас только слегка поморщилась.
– Простите, я не хотела вас обидеть. Просто мне жаль внучек. Им придется расти без отца. Нина работает на полставки. Конечно, он оставит ей дом, будет помогать. Но я не понимаю, зачем они расстались! Я думала, что они счастливы!
– Чужая душа – потемки.
Поблагодарив за угощение, инспектор откланялся и направился вверх по холму домой.
Вот вам третий закон Вексфорда: «Чтобы легко подняться в гору, живи у подножия». На самой вершине холма светились окна его дома. Ну вот, даже не запыхался. У ворот, рядом с его «монтего», стояли две машины, одна принадлежала Сильвии, вторую он никогда не видел. Возможно, соседская. Вексфорд открыл деревянную калитку (спасибо, что не из проволоки), отпер ключом дверь. Довольный, что поднялся на холм без одышки, он вошел в коридор и услышал громкий злой голос старшей дочери, который легко проникал через тонкие стены:
– Ты бы хоть об отце подумала! Твои подвиги чуть не убили его!
13
Значит, на той машине приехала Шейла. Сестры стояли посреди комнаты и сверлили друг друга взглядами. Из кухни – она смежная с комнатой – вышла Дора с внуками.
– Прекратите! – скомандовала она.
Бен с Робином принялись рыться в своих рюкзаках, одному понадобился калькулятор, а второму – фломастеры. Мальчики не реагировали на крик, в конце концов, это не родители ссорятся.
– Что случилось? – Вексфорд взглянул на дочерей.
Сильвия только всплеснула руками и плюхнулась в кресло. У Шейлы было красное лицо, волосы всклокочены, хотя, возможно, это всего лишь такая прическа.
– Суд в следующий вторник. Они хотят, чтобы я признала свою вину.
– Кто «они»?
– Мама и Сильвия.
– Ничего подобного, – заметила Дора. – Я сказала только, что нужно серьезно все обдумать.
– Я это и сделала, серьезно поговорила с Недом… с моим другом. Он адвокат. Между прочим, эта история сильно подпортила наши отношения.
Мальчики ушли на кухню, тихонько закрыли за собой дверь. Теперь Сильвия могла дать волю чувствам.
– Будь ты сама по себе, тогда другое дело! Можешь сколько угодно твердить о своей невиновности, ругать правительство за нарушение международных договоров. Хочешь – не плати штраф и садись в тюрьму.
– Подожди, – прервал ее Вексфорд. – Шейла, это правда?
– Я обязана это сделать. Иначе какой смысл?
– Но за тобой стоит семья! – Возмущенная Сильвия повернулась к отцу. – Она не думает о нас. Ее волнует только собственная персона. Все знают, что она твоя дочь. А теперь она хочет отправиться в тюрьму. Демократии ей захотелось. Пусть голосует, как нужно. Желаешь поменять правительство – проголосуй против нынешнего.
