Вечером он зашел в «Крысу и морковку», чтобы расспросить Энди Ханимэна еще раз. Вайн не понимал, как можно запомнить, что сказал человек, при каких обстоятельствах сказал, и не суметь описать этого самого человека. Ханимэн либо лжет, либо совершенно ненаблюдателен, либо страдает амнезией, поскольку упорно отрицает, что знает человека, который сообщил Колину Крауну рецепт бутылки со смесью. Он также не мог вспомнить, кто еще, кроме Колина и Терри Фаулера, был в его пабе тем вечером. Но в конце концов под нажимом Вайна, он признался, что была еще какая-то женщина, которую он знает только в лицо. Живет на Глеб-роуд и зовут ее, кажется, Джеки. Вайну эти новые факты не очень помогли. Он вернулся в Мюриэль Кэмпден и зашел к Колину Крауну и Терри Фаулеру.
Колин Краун действительно слег раньше того дня, когда взорвалась бомба и погиб Тед Хеннесси. Непонятно, из-за чего начался его лишай, но совершенно ясно, чем вызвано обострение болезни. Во-первых, отчим Лиззи недавно пытался выяснить у Мирослава Златича, как тот собирается обеспечивать ребенка Лиззи, но серб ничего не ответил, так как вопрос, заданный по-английски, видимо, не понял. Во-вторых, из Кингсмаркэмской социальной службы Колину пришло извещение, что он обязан возместить стоимость младенца-робота Джоди (в размере 1254,80 фунтов), и выплаты этой суммы сотрудники службы намерены добиваться любыми доступными средствами. Краун знал, на что способен суд графства и судебные приставы. Ему не хотелось разговаривать с Вайном, но Дебби уже сказала гостю, что муж чувствует себя лучше, и Колин был вынужден подняться с постели, одеться и спуститься вниз.
Вайн еще раз попросил его вспомнить, что происходило с того момента, когда он из чистого любопытства спросил, как готовить зажигательную смесь. Колин ответил, что он законопослушный гражданин и спросил об этом просто потому, что по телику однажды показывали, как люди бросают какие-то бутылки, и машины от них взрываются, и ему стало интересно, что в этих бутылках. При этом он не забыл замолвить слово за приятеля, сказав, что Джо Хебден тоже просто любопытствовал.
— Почему же вы не полюбопытствовали, как зовут вашего инструктора?
— Моего кого?
— Человека, который рассказал вам, как делать такие бутылки.
— Я у него не спрашивал. Он сам влез в наш разговор. Я спрашивал не его, а приятеля. Он подсел к нам и рассказал.
— Как он выглядел? — этот вопрос Вайн уже задавал.
Колин Краун ответил то же, что и в прошлый раз:
— Обычный парень. Лет двадцати, может, больше. Откуда я знал, что его надо запомнить?
У Фаулера дверь открыл один из его сыновей. Второй сидел с отцом на диване и смотрел «Слежку за следствием»,
[23]
хрустя кукурузными хлопьями. Дом Краунов не блистал чистотой, но такого беспорядка и грязи, как здесь, Вайн еще нигде не видел. После ухода жены Терри в доме ни разу не убирали. Заметив краем глаза нечто на полу перед телевизором, Вайн быстро отвел взгляд, надеясь, что это собачьи экскременты, а не человеческие, как подсказывал нюх.
На этот раз Терри принес некоторую пользу следствию. Сын сестры Джеки учился вместе с его мальчиками. Но кроме того, что сестры живут по соседству на Глеб-роуд, больше он о Джеки ничего не знал. Юные Фаулеры, воспользовавшись паузой, без тени смущения завели речь о другом школьном друге, шестилетнем мальчике, который приходился тому-то или тому-то двоюродным братом, имел собственный компьютер, летал на каникулы во Флориду и ходил в Диснейленд. Вайн подумал, что они слишком уклонились от темы — видимо, решили пройтись по всем кингсмаркэмским семьям, — и попытался вернуться к разговору о Джеки. Терри вспомнил, что как-то видел ее с Шарлин Хебден, но больше ничем помочь не мог.
Провожал сержанта тоже Ким Фаулер. Этот шестилетний мальчик, взрослый не по годам, как сказала бы бабушка Вайна, извинился за грязь на полу и толстый слой пыли.
— Обычно мама все убирала, — пояснил он. — Но она ушла, бросила нас, и убирать стало некому. Папа говорит, что это не мужское дело, а только женское.
— Есть такие мужчины, — сказал Вайн, — их еще называют «новыми мужчинами», которые убирают.
— Но здесь таких нет. — Ким встал на цыпочки, чтобы открыть дверь. — У Джеки есть дочка Кайли, — сказал он. — Знаете, что делал ее папа? Заставлял ее забираться в кошачий лаз и воровать у людей. Но его не посадили в тюрьму, потому что не смогли доказать.
Тэсним зашла в кабинет в тот момент, когда Сильвия положила трубку, закончив пятый за сегодняшний вечер разговор. Была уже половина девятого, стемнело, лил сильный дождь. Сильвия не опускала жалюзи, и от дождя на стекле словно переливалась серебристая вуаль. После этих тревожных и удручающих звонков (один раз звонил мужчина с ирландским акцентом и замашками фанатика, он грозил добраться до нее и сделать ей то же, что сделали Святой Агате) она всегда радовалась приходу Тесним, Трейси или той негритянки, чье имя так и не научилась выговаривать, или новенькой, Вивьен.
Тэсним подошла к окну и вгляделась в темную дождливую ночь. Вряд ли что-то видно, особенно сейчас, но Тесним часто смотрела из этого окна в сторону, как знала Сильвия, Йорк-стрит и квартала Мюриэль Кэмпден, где остались ее Ким и Ли.
— Вы, наверное, не знаете, кто такая Святая Агата? — обратилась к ней Сильвия.
— Сильвия, у мусульман нет святых.
— Да, верно. У вас пророки.
Зазвонил телефон.
— Кризисный центр «Убежище». Чем могу помочь?
— Мой парень… — произнесли в трубке, запинаясь, — с которым мы недавно стали жить вместе… в общем, на прошлой неделе я въехала к нему. Был всегда таким хорошим, таким славным, все так говорили. А вчера вечером, когда я пришла с работы на полчаса позже, потому что автобус задержался, и не позвонила ему. Вы там? Вы меня слышите?
— Да, я тут, — ответила Сильвия. — Я вас слушаю. Продолжайте.
— В общем, я опоздала вчера на полчаса. Когда же пришла домой, он повел себя так, словно я совершила ужасное преступление, схватил меня, начал трясти и спрашивать, где я шлялась и с кем, — а всего-то была половина седьмого, — а затем хрясь по одной щеке, хрясь по второй. Я так поразилась, что просто не верила, если бы не громадный синяк на левой щеке. Он, конечно, извинялся, но потом сказал, что я ведь должна понимать, почему он так себя повел, он же так сильно переживал за меня.
— Где вы сейчас?
— У себя дома. Слава богу, я еще не выехала из своей квартиры окончательно. Вечером он куда-то вышел, а я увидела ваш номер на листовке в телефонной будке, прибежала к себе домой и вот, звоню вам. Нет, я, конечно, могу понять, что он за меня волновался — ну отчасти, конечно, могу — но ведь не бить же человека потому, что ты беспокоишься за него, правда?
— Некоторые бьют, — ответила Сильвия, — и, боюсь, теперь это знаете и вы. Слава богу, что у вас есть, где жить.
