— Я бы так не смог, — ошеломленно и вместе с тем восхищенно сказал Вексфорд.
— Рег, да ведь ты никогда не был хорошим фотографом, сам знаешь.
— Да я не о том. Нас вот-вот зальет, а ты делаешь снимки.
— Как Нерон, который играл на скрипке, когда Рим полыхал?
— Скорее как Шеридан, который сидел в кафе и, наблюдая за горящим на другой стороне театром «Друри-Лейн», приговаривал: человек имеет право выпить, сидя у своего камелька.
Сильвия рассмеялась. А вот парня, которого она пригласила на ужин, рассмешить было трудно. Вексфорд видел его уже не впервые и сейчас, как и раньше, не испытывал от встречи особого восторга. Кэллум Чепмен был довольно хорош собой, но умом не блистал, да и разговор поддержать не мог. Неужели одна только внешность так много значит для женщин? Сам он никогда в это не верил, но, если, конечно, его собственная дочь — не исключение из общего правила, значит, всю жизнь ошибался. В этом парне не было никакого шарма. Он даже улыбался редко. Вексфорд еще ни разу не слышал, как он смеется. Возможно, он, как Диана де Пуатье, до такой степени заботился о своей внешности, что никогда не улыбался, боясь, что на лице появятся морщины.
Анекдот Вексфорда привел его в замешательство. Он произнес в нос, как обычно говорят бирмингемцы:
— Простите, я не понял. А в чем смысл?
Вексфорд попытался объяснить. Он рассказал, что театр был как бы собственностью драматурга, все его пьесы игрались там, что он отдал театру сердце и душу, а огонь пожирал «Друри-Лейн» прямо у него на глазах.
— И кто-то находит это смешным?
— Это всего лишь пример позерства, беспечной бравады перед лицом опасности.
— Все равно не понимаю.
Сильвия снова рассмеялась как ни в чем не бывало:
— Может, завтра папа сам будет выпивать перед собственным прудом. Пойдем, Кэл. А то няня будет беспокоиться.
— Кэл, — проговорил Вексфорд, когда они ушли. — Кэл.
— А еще она называет его «дорогой», — поддела его Дора. — Ну не хмурься так. Не думаю, что она выйдет за него. Они и вместе-то фактически не живут.
— Что значит это твое «фактически»?
Ответом она его не удостоила. Да он и не ждал.
— Сильвия говорит, он добрый. Когда он остается на ночь, то утром готовит ей чай и завтрак.
— Долго это не продлится, — сказал Вексфорд. — Новичкам не под силу. Он напомнил мне того Огастина Кейси, которого однажды привела Шейла. Финалиста «Букера», попавшего в шорт-лист. Нет, я знаю, они совсем не похожи. Признаю, этот не так противен и довольно симпатичен. Но он так же глуп и неинтересен и…
— И груб, — сказала Дора.
— Да нет же, я не говорю, что он похож на Кейси, просто я не понимаю, почему мои дочери всегда выбирают именно таких. Неприятных типов. Разумеется, Шейлиного Пола нельзя назвать неприятным. Но он так хорош собой и привлекателен — никогда не поверю, что он не будет бегать за юбками. Разве можно при его внешности не быть геем и не изменять жене, или партнеру, или не знаю еще кому. Я не могу отделаться от мысли, что он ведет двойную жизнь.
— Ты просто невозможен.
Сейчас Дора на самом деле рассердилась и уже перестала снисходительно его поддразнивать. Он подошел к окну посмотреть на воду, освещенную соседским фонарем, под нескончаемым, упорно льющим дождем. Оставалось немного. Еще полдюйма или сколько это там в миллиметрах — и вода дойдет до стены. Еще один дюйм — и…
— Ты говорил, что хочешь посмотреть новости.
— Иду.
В новостях были только голые факты, ничего больше. Сразу после рассказа о столкновении поездов, вызвавшем хаос на железной дороге, — сообщения о пробках, об убийстве ребенка где-то на севере, о новорожденном, найденном в коробке из-под телефона, потом — об исчезновении троих человек. Показали их фотографии в увеличенном виде и дали телефон, по которому можно сообщить информацию о них. Вексфорд вздохнул: он уже знал, какая это будет информация.
— Скажи-ка мне вот что. Зачем смышленому, симпатичному подростку из семьи со средним достатком, мальчику, который живет в красивом доме и ходит в престижную школу, — зачем ему посещать религиозную секту? Его родители туда не ходят. Друзья — тоже.
— Может, там он получает ответы на вопросы, которые его волнуют, Рег. Подросткам так часто нужны ответы. Ведь многим кажется, будто современная жизнь отторгает их. Они думают, если все станет проще и понятнее, если будет больше фундаменталистов, по сути, в мире будет легче жить. Может, поэтому. Нередко их просто не интересуют обряды и истины, смысл которых, вместо того чтобы быть ясным, скрыт в непонятных им архаизмах. Он все это перерос, и я не знаю, нужно ли ему стыдиться или, наоборот, гордиться этим.
Ночью Вексфорд внезапно проснулся. Было три часа, и дождь по-прежнему шел. Он спустился вниз, в столовую, и подошел к окну. Фонарь уже не горел, но, когда он включил в комнате свет и глаза привыкли к темноте, он смог разглядеть, что происходит снаружи. Вода была у самой стены.
Двое мужчин выгружали мешки с чем-то во дворе полицейского участка.
Вексфорд не сразу сообразил, что в мешках. А потом до него дошло.
Он припарковал машину, зашел внутрь и спросил сержанта Кемба, сидящего за стойкой:
— Зачем нам мешки с песком? Воде ни за что сюда не дойти.
Но ответить ему толком никто так и не смог. Вошел водитель грузовика и попросил подписать накладные, подтверждающие получение мешков с песком. Вышел сержант Пич, подписал бумаги.
— Не знаю, что нам с ними делать. — Он посмотрел на Вексфорда. — Кажется, вы живете недалеко от реки, сэр? — Его слова звучали и льстиво, и немного шутливо. — Вряд ли вы захотите взять себе парочку. Может, все же избавите нас от них?
Вексфорд ответил в тон:
— С удовольствием, сержант.
Десять минут спустя грузовик Пембертона, в который были погружены четыре дюжины мешков, уже направлялся к дому Вексфорда.
Вексфорд позвонил жене.
— Сам я смогу заняться мешками только вечером, когда вернусь, — сказал он.
— Не волнуйся, дорогой. Здесь Кэл с Сильвией, и Кэл вызвался нам помочь.
Кэл… Он не знал, что и думать, поэтому ответил ничего не значащим:
— А, ну хорошо.
Действительно, хорошо. Тем более что дождь полил еще сильнее. Вексфорд проверил звонки, поступившие в ответ на объявление, сделанное по телевидению, но не нашел в них ничего стоящего. Казалось, среди позвонивших не было ни одного нормального. Вошел Бёрден и сообщил о результатах бесед с друзьями и родственниками пропавших детей. В целом, ничего нового. Дедушка и бабушка Софи и Джайлза по материнской линии живут в Бирмингеме на побережье, в Суффолке — там, где в семидесятых и восьмидесятых находилась база американских военно-воздушных сил. Они, кажется, прекрасно ладят с внуками, но в последний раз видели их только в сентябре, когда те приезжали к ним в Бирмингем погостить на неделю. Мать Роджера Дейда после развода с его отцом снова вышла замуж, и, по-видимому, дети ее обожали. Она жила одна в деревне в Котсволдсе и в последний раз видела внуков во время школьных каникул в октябре, когда приезжала к Дейдам на три дня, но расстались они плохо. Как предполагал Бёрден, хотя детали ему были не известны, между ними произошла ссора. Катрина Дейд была у родителей единственной дочерью.
