— Ты любишь меня?
— А разве я сказала, что нет?
У Барри была куча девчонок до встречи с Кэрол, но он мог честно сказать, что до нее никого не любил. И даже не занимался любовью по-настоящему. Все в прошлом было совсем другое, и он не предполагал, что ему может быть так хорошо с женщиной.
Его даже пугало, когда он осознавал, что полностью растворяется в страсти и уже принадлежит не самому себе, а тому существу, которое отдается ему, выгибается в его объятиях или устраивает в постели настоящий цирк
Он овладевал Кэрол — так казалось со стороны, а в действительности, наоборот, приобрел таинственный статус, чему нет названия. Раньше он пробовал наркотики и испытывал их воздействие в кровати со случайными подружками, но Кэрол одурманивала его без всяких наркотиков.
Барри начал думать, что нечто мистическое связало их, самой судьбой предначертано, что рожденный ею от другого ребенок стал его родным, и чувство отцовской ответственности росло в нем.
Когда наконец они оба исчерпали себя и утомились от ласк, Кэрол властно взяла его руку и поместила меж упругих теплых грудей. Это был знак, что он — ее мужчина, что она хочет спать с ним, и это вознесло Барри на вершину счастья. И они оба уснули — усталые и счастливые.
4
Так и не дозвонившись Мопсе, Бенет возвратилась в палату Джеймса и увидела там Иэна Рейборна. Он опять был без белого халата, не желая нервировать маленького пациента медицинской одеждой. Он прижимал стетоскоп к судорожно вздымающейся крохотной груди.
— По всем признакам, у него вторичный рецидив, — сказал он, освобождаясь из-под серебристого полога шатра с ингалятором. — Антибиотики не воздействуют на инфекцию. Мне жаль вас огорчать, но вам придется смириться с тем, что мы должны по-прежнему держать мальчика здесь.
Бенет приняла этот удар достойно. Она была к нему уже готова. Только ноги ослабли, в голове помутилось, и Бенет поднесла руку ко лбу.
— Вы слишком обеспокоены. Причин для этого нет. Постарайтесь это понять, — участливо заговорил доктор.
— О, нет, проблема не в мальчике, хотя и в нем тоже. Я знаю, что он в надежных руках. Но моя мать… Она сейчас живет со мной, и у нее не все в порядке с головой. И ее нельзя оставлять одну без присмотра.
Сказать это вслух постороннему человеку, хоть и врачу, со стороны Бенет было рискованно. Ведь она сама дала матери свободу, и где теперь Мопса?
С робостью поглядела она на молодого врача и увидела в его глазах понимание. Он — доктор, пусть и не психиатр, но сразу воспринял ситуацию серьезно.
— А вы не могли бы кого-то найти, кто присмотрел бы за вашей матерью? Слишком много проблем сразу для вас одной.
— Пока я держусь, но, боюсь, скоро свихнусь тоже, — честно призналась Бенет и начала думать, на кого бы она могла скинуть груз. Фентоны? Можно опять позвонить Констанции и попросить ее опекать Мопсу день-другой. Но это означало бы открыто признать, что Мопса не в себе. Трудно предугадать, какую реакцию вызовет эта новость. Скорее всего, они постараются в вежливой форме отказать.
Но к чему даже обдумывать какие-то варианты, когда она вообще не знает, где находится Мопса?
Бенет молчала, а Иэн Рейборн смотрел на нее, и этот взгляд отличался от того, каким врач смотрит на обычную пациентку. В нем не было покровительственного сочувствия и присущего медикам, хоть и всегда скрываемого, превосходства лекаря перед больным. Она ощутила, что вызвала в нем интерес как женщина.
Ни один мужчина не глядел на нее так за последние два с половиной года. Не было такого случая или желания с ее стороны привлечь к себе внимание мужчины.
Он был весьма обаятелен, и в нем угадывалась незаурядная личность. Впервые Бенет заметила это и еще то, что он высок, худощав, на лице его проступают едва видимые веснушки и волосы у него рыжеватого оттенка.
Она ждала, когда он первым нарушит молчание, его первой фразы.
— Вы та самая Бенет Арчдэйл? Я не ошибся?
Предположим, что нет. Я та самая…
Вот и все. Радужному мыльному пузырю достаточно было секунды, чтобы лопнуть. Так вот на чем строился его интерес. Она едва не рассмеялась.
— Мне очень понравилась ваша книга. Конечно, это стало уже плохим клише, когда читатель признается автору, что он вообще редко берется за чтение за недостатком времени. Но я выкроил время и проглотил ваш роман столь быстро, что, надеюсь, мои пациенты не почувствовали себя обделенными.
Сказанное им настолько согрело ее душу, что на какой-то короткий миг забылись все горести по поводу Джеймса и Мопсы. Она обрадовалась точно так же, как когда-то, прочитав в газете первую положительную рецензию. Бенет преисполнилась благодарности за этот искренний отзыв.
Как же она была глупа и насколько пошло взыграла в ней похотливая женская натура, что она предпочла поначалу заподозрить в нем сексуальное влечение — интерес к ее жалкому телу, а не к плоду ее интеллекта.
— Откуда у вас такое познание Индии?
— Я провела там шесть месяцев вместе с отцом Джеймса. Он собирался писать серию очерков об индийских мистических тайнах.
Она начала было рассказывать Иэну об их странствованиях и поисках мест рождения богов, о сорока тысячах миль, пройденных фактически пешком…
Его позвала медсестра, и он поспешил возвратиться к своим обязанностям. Возобновится ли их разговор? Тут только Бенет очнулась и поняла, как далеко ушла от своих собственных проблем. Она даже забыла спросить его, можно ли ей хоть на час покинуть больницу, чтобы поискать Мопсу.
Но теперь такой вопрос даже не вставал. Невозможно было оставить Джеймса. Он лежал на спине на своей кроватке, апатичный ко всему, прижимая к себе тигренка, как единственный предмет, связывающий его с окружающим миром.
Глаза его были раскрыты, даже распахнуты навстречу свету, но в них было только страдание. Он смотрел вверх в потолок, не моргая и не видя ничего перед собой. Лишь воздух ему был нужен, но он ловил его — влажный, теплый, пропитанный лекарствами из ингалятора — все с большими усилиями и хрипом в легких.
Вчера в это же время он был способен в игровой комнате играть с машинками, рисовать что-то мелками на доске.
Бенет сказали, что у Джеймса вирусная инфекция. Против этого вируса есть противоядие, но оно совсем новое и используется только в экстремальных случаях. Возможно, пройдет не менее полутора суток, прежде чем оно окажет воздействие на Джеймса.
А пока он взбунтовался и громко потребовал возвращения домой. Бенет легла рядом с ним, надеясь, что ее близость облегчит страдания сына.
Разумеется, неправильно было держать его на открытом воздухе. Чем больше времени он проведет — пусть даже насильно — в ингаляторной палатке, тем выше шансы на скорейшее выздоровление.
А он должен поправиться, и как можно скорее, встать с постели и играть в детской комнате хотя бы завтра, чтобы кончилось ее больничное, почти тюремное заключение. Тогда она обретет возможность заняться Мопсой.
