Кэрол в последний раз он видел в субботу. Раз за разом он прокручивал в мозгу ее слова, сказанные при расставании. Может быть, в ее биографии были десятки, даже сотни мужчин, но от такой жизни от нее не убудет, а вот ему следует подумать о себе. Подобное обращение с собой он не мог ей простить. И она еще обвинила его в том, что он убил Джейсона.
Он возненавидел ее именно за это. Не за ночи, проведенные неизвестно где, не за других мужчин, не за постоянную ложь, не за то, что он обслуживал ее как горничная, не получая благодарности. Только бы она верила в его любовь и не говорила тех страшных слов, что никогда не выйдет замуж за мужчину, убившего ее малыша. Но надежды его таяли с каждым днем, с каждой проведенной раздельно ночью.
Он ясно понимал, что сделал неверный выбор, что если не уйдет отсюда вовремя туда, где ждет его скромная жизнь в родительском доме, то произойдет убийство. И самоубийство, после того, как он убьет ее. Недаром он потратился на пистолет.
Но лишить себя жизни… или ее… разве это не ребяческий поступок? Он все-таки до конца хотел ощущать себя настоящим мужчиной, пусть и неудачно влюбленным.
Только сейчас Барри понял истинное значение Валентинова дня — праздника влюбленных. И то, что Кэрол не было рядом с ним, казалось оскорблением, которое перенести, стерпеть никак невозможно.
Он сидел неподвижно в их доме, вернее, в доме Кэрол, и отрицательная, пугающая энергия копилась в нем. Один раз Барри издал протяжный стон, тоскливый вой и устыдился себя, и обрадовался, что его никто не видит и не слышит, а затем крепко зажал рот ладонью.
Идти искать Кэрол по Лондону было нелепо. Он сидел и ничего не предпринимал. Плотный снежок ударил в окно, чуть не разбив стекло. К счастью, это был просто снежок, без начинки в виде камня внутри. Это забавлялись дети Изадорос или еще чья-то ребятня.
Другим было весело. Им нравился снег и нравился Валентинов день. Наверное, утром Кэрол явится — свежая или усталая — ему было все равно, но до утра он не выдержит.
Барри накинул куртку, проверил, надежно ли спрятан пистолет. И тут ожил телефон.
Барри поднял трубку. Он подумал, что звонит Кэрол, и затаил дыхание в надежде услышать ее голос, но ошибся.
Мужской, достаточно бесцеремонный голос попросил позвать ее к телефону.
— Ее нет дома.
— А она не в «Бахусе»?
До Барри не сразу дошло, что так называется бар, где было ее постоянное место работы.
— А ваша фамилия не Ванд? — внезапно вырвалось у Барри.
Ответом ему послужили короткие гудки.
По понедельникам смена у нее в баре кончается в три. Барри давно выучил наизусть ее расписание. Так где же она?
Пролив был застывшим и спокойным, словно прикрытым ледяной коркой. Бенет пожалела, что первое знакомство Джея с морем оказалось таким скучным. Но он, стоя на палубе и не видя земли, а лишь морской горизонт, смеялся и радостно заглядывал ей в лицо. Сколько новых открытий ему еще предстоит в жизни!
Они прибыли в Кале, где их встретил промозглый туман. На пристани и на вокзале, где скопилось множество опаздывающих пассажиров, она вдруг поняла, что ей некуда деться сейчас, кроме как только в испанскую деревушку к отцу и к сумасшедшей матери. Там есть соседи, которые знают, что у Бенет родился сын. Что может быть естественнее, если дочь решила показать бабушке и дедушке внука?
Британское королевство не имеет договора с Испанией об экстрадиции преступников. А если возникнут сложности, они коротким путем переправятся в Северную Африку.
Бенет коснулась плечика малыша, чтобы ободрить его, а он в ответ вдруг закричал:
— А когда опять будет море? Я хочу море!
И ей показалось, что в этом они солидарны. Океан ведь бесконечен и омывает всю землю, и взгляд на морскую даль очищает душу.
По прибытии в Париж она немедленно позвонила родителям в Испанию и предупредила, чтобы их ждали.
Она предпочла не ехать поездом и не брать машину, а выкупила случайно оставшиеся свободными билеты на чартерный авиарейс до Малаги.
Дом был погружен в темноту. Зайдя в арку, Барри мог поклясться, что видел свет в одном из узких окон левого крыла, но потом засомневался и подумал, что это было лишь отражение уличного фонаря.
Он собирался звонить в дверь Теренса Ванда хоть до бесконечности. Если Кэрол там с ним и они вместе нападут на него — двое на одного, — ему ничего не страшно. Ему было нужно только отыскать Кэрол, посмотреть в ее лживые глаза и устроить очную ставку. Если понадобится, он припугнет их оружием.
К Теренсу Ванду он больше не испытывал ни ревности, ни ненависти, а был полностью равнодушен. Теренс мог быть отцом Джейсона, а мог им и не быть. Почему-то сейчас Барри абсолютно не интересовало, от какого мужчины Кэрол родила своего младшего сына.
Он нажал на звонок один раз, затем еще, а дальше уже не убирал палец с кнопки. Возможно, что только в его воображении существовали люди, которые прячутся там в доме. Изнутри не доносилось ни звука, никто не собирался откликаться на звонок. Попытка заглянуть в одно из окошек не принесла результата, но Барри заметил слабое свечение лампочки в холле, запрятанной под матовый абажур, кружок света на темном ковре и тусклые блики на какой-то бронзовой статуе.
Он обошел дом сзади и подобрался к окошку гаража. Машина стояла на месте. Он подергал ручку, но дверь гаража была на запоре.
Живые изгороди и каменные заборы стали белыми от налипшего снега. Температура резко упала. Там, где на мостовых были темные проплешины, где раньше снег подтаивал, образовались ледяные дорожки.
Барри направился обратно к станции метро. Можно было допросить Морин, а как худший вариант, обратиться к Айрис. Он знал, что ничего, кроме унижения, это ему не даст, но ноги сами несли его туда.
Преодолев Китайский мост, засыпанный снегом, глядя под ноги, чтобы не поскользнуться, и уже перестав считать окошки, как делал это раньше, он вдруг увидел, что дом Кэрол освещен. Его сердце дрогнуло, но не подпрыгнуло от радости, как бывало. Оно осталось на месте тяжелым свинцовым комком, и впервые в жизни Барри ощутил настоящую сердечную боль.
У него был пистолет, поэтому его не страшила темнота, возможность внезапного нападения и неравной драки. Перед тем как войти в темный проулок, особо скользкий в этот час, меж обледеневших заборов, Барри достал пистолет и сжал его обеими руками, как показывал Пэдди Джонс. Но никто не шагнул ему навстречу, и никто не вынырнул из-за спины.
Барри вышел из проулка на улицу и остановился. Никогда еще в доме Кэрол не горели огни так ярко. Свет из гостиной заливал весь дворик перед крыльцом. И вдруг он погас. Из дома вышла женщина. На какой-то момент Барри подумал, что это Айрис. Ее походка, манера запахивать на себе незастегнутую верхнюю одежду.
Но когда эта женщина торопливо миновала уличный фонарь, он тут же узнал Кэрол, ее натуральные светлые локоны. На ней почему-то было надета шубка Айрис из искусственного меха и туфельки на очень высоких каблуках. Ей нравилось носить летнюю обувь даже зимой, она считала, что это придает особый шик, и часто Барри отогревал посиневшие от мороза ноги Кэрол ладонями и горячими губами.
