Кроме того, у обвинения есть только один факт против моего подзащитного: что он был мужем, а теперь он вдовец. Его жену убили, ergo,
[27]
говорит обвинение, он должен быть виновен в этом убийстве. Не важно, что были другие мужчины — возможно, их было много, — которые прошли через жизнь этой несчастной женщины за годы до и, увы, во время ее замужества. Их не приняли во внимание. Их не нашли. Более того, их даже не искали.
Если вы удовлетворены предъявленными доказательствами в том, что человек, который стоит перед вами, вечером 27 июля убил Элизабет Ропер, хотя и сочувствуете ему, сделайте это, признайте его виновным и отправьте на эшафот. Но если, обладая сейчас властью более великой, чем любая земная власть, вы примете решение, опираясь на факты, если вы чувствуете, что не можете честно и откровенно признаться в том, что обвинение убедило вас в виновности этого человека, тогда вашим долгом и удовольствием для вас будет сказать — и вы обязаны сказать: Альфред Ропер в убийстве своей жены не виновен.
ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНОЕ СЛОВО ОБВИНЕНИЯ
Я прошу вас, господа присяжные заседатели, не придавать значения кажущемуся отсутствию мотива преступления. Наличие мотива облегчает присяжным принять решение, но не является обязательным. Некоторые циники сказали бы вам, что у любого мужа есть мотив для убийства жены, но я не из их числа. Хотя должен сказать, что ни у кого из окружения Элизабет Ропер не было более сильного мотива избавиться от нее, чем у мужа.
Какой бы она ни была на самом деле, он считал ее — я вынужден выразиться грубо — похотливой, распущенной, безнравственной женщиной, сексуально ненасытной. Можно ли предположить, что он считал возможным давать ей наркотики всю жизнь? А без этого намеревался ли он жить с ней дальше?
Но наличие мотива не является необходимым, особенно в таких преступлениях, как это, где обстоятельства его совершения столь исключительны. Я должен спросить вас, прежде чем мы еще раз перечислим эти обстоятельства, возможно ли, даже вероятно ли, чтобы другой человек, какого бы мотива у него ни было, имел те же средства и знания, чтобы его совершить? Знает ли случайный посетитель, где хранится хлебный нож? Что миссис Ропер всегда в этот час спит под воздействием наркотического средства, которое щедро подмешано в ее чай? Может ли он рассчитывать, что застанет ее одну, к тому же спящей? Откуда ему известно, что именно в это время мать покойной обычно уводила внучку к себе, чтобы дать дочери спокойно выспаться?
Обвиняемый, уважаемые господа присяжные, все это знал. Точно зная, где хранится хлебный нож, он просчитал — для того чтобы взять его, понадобится не минута или полминуты, а вполне достаточно и пятнадцати секунд. Чтобы совершить это, он позаботился — я прошу заметить, позаботился — отослать служанку в столовую, откуда та не могла видеть, как он берет нож. С особой учтивостью, и у нас нет причины считать это его привычкой, он открыл перед девушкой двери столовой.
Защита не единожды обыгрывала слово «подозрение». Это была попытка, которую я могу назвать лишь абсурдной, убедить вас, уважаемые господа, что это дело не для суда присяжных. Но она не была поддержана компетентным судьей.
Может ли честный человек, зная факты, оспаривать серьезность такой улики, как кровь на руке обвиняемого или его намерение отослать мисс Фишер, чтобы та не видела, как он хладнокровно берет нож, которым и совершает убийство? Может ли проницательный человек, видя факт длительного применения подсудимым токсичного вещества, истолковать его как желание успокоить страсти несчастной женщины?
Разве это подозрения? Одно из значений слова «подозрение», господа присяжные заседатели, — это «воображение или предположение существования чего-либо злого, пагубного или ошибочного без доказательства оного». Но это неприменимо в нашем случае. Изложенные факты отнюдь не подозрения. Хотя в деле есть и подозрения. Например, что обвиняемый задумал убийство, что он надеялся на смерть жены в результате приема яда, что он намеренно забыл монетницу, когда в первый раз поехал на вокзал.
Но то, что он долгие месяцы давал жене токсичное вещество, — не подозрение, а факт, как и то, что он давал его днем 27 июля. Также является фактом, что он отослал мисс Фишер со своего пути, чтобы незаметно взять орудие убийства. Все это факты.
И я прошу вас, уважаемые господа присяжные, действовать не по подозрению, а на основании фактов, которые сейчас перед вами.
ОБРАЩЕНИЕ К СУДУ ПРИСЯЖНЫХ
Поведение судьи Эдмондсона полностью менялось, когда наступало время подводить итог. Сонливости как не бывало, и все, кто ожидал, что судья так и не вмешается или что он безучастен к процессу, понимали, что их подозрения беспочвенны. Не то чтобы он внезапно оживлялся. Не то чтобы начинал говорить многословными или сладкоречивыми фразами — скорее он показывал, что ухватил суть происходящего, полностью владел фактами, в совершенстве умел различить неясные намеки защиты и обвинения и достоверные улики.
Он начал говорить медленно и торжественно:
— Я чрезвычайно рад, что наконец могу поздравить вас, уважаемые господа присяжные, с тем, что ваш труд подходит к концу. Не берусь утверждать, что вас ждет награда, но, возможно, кто-то из вас получит удовлетворение от известия, что вы участвуете в одном из наиболее значительных судебных процессов, а отмеченных в архивах Уголовных судов Англии за многие годы. Нет сомнения, что эта несчастная женщина была убита, и убита крайне жестоким способом. Нет сомнения и в том, что преступление совершено человеком, хорошо знающим, как можно быстро убить.
Через мои руки прошло много дел об убийствах, но никогда прежде я не сталкивался с таким случаем, когда женщина была убита, по-видимому во сне, единственным ударом, нанесенным с огромной силой, и без следов борьбы. Эту бедную женщину убили во сне, она больше не проснулась, убили одним ударом огромной силы, мастерским ударом, хладнокровно и решительно.
Много говорилось об отсутствии явного мотива и о том, что обвинение не предъявило мотива преступления. Мой долг сказать вам, что в таких случаях искать мотив, толкнувший человека на подобное деяние, — ненадежный критерий. Никто из нас не может управлять мыслями и чувствами или понять, что происходит в глубине человеческого сердца. Вы знаете из отчетов прошлых лет, что многие жестокие убийства совершались без видимого мотива, на который обыкновенный человек мог бы обратить внимание или понять его. Поэтому из-за отсутствия видимого мотива нельзя предполагать, что он невиновен.
Ваша задача — рассмотреть данное дело, опираясь на свидетельские показания. Если они будут достаточно убедительными и вы посчитаете, что подсудимый действительно совершил убийство, вы должны признать его виновным.
Обе стороны проводят этот процесс наилучшим образом, в лучших традициях английского судопроизводства. Мистер де Филиппис ведет защиту весьма умело, совершенно, мастерски. Он утверждает, что обвиняемый не только заслуживает вердикта «невиновен», но и что против него нет ни единой улики. И если вы безоговорочно верите истории, рассказанной обвиняемым в своих интересах, тогда он не совершал убийства. Здесь нет ни одной прямой улики против него, так что мы не знаем, и не сможем узнать, когда было совершено это убийство. Вы должны иметь в виду, что это могло произойти в любое время между половиной шестого вечера в четверг 27 июля и приблизительно двенадцатью дня 28 июля.
