Июнь, 23, 1923
Прошлой ночью мы с Расмусом вернулись из Парижа. Я не пишу в дневник, когда уезжаю на отдых, и скучаю по нему. Праздники — странная вещь. Ты ждешь перемен и отдыха — но что получается? Если с тобой человек, с которым тебе не о чем говорить, потому что у вас нет общих интересов, дни становятся бесконечными и тянутся медленно. Мы ходили в Лувр, поднимались на Эйфелеву башню, ездили в Версаль и гуляли по Елисейским Полям, но Расмуса волнуют только машины.
В Париже их много, и практически каждую он провожает взглядом, не отрывает от них глаз, рассказывает мне о них всякую всячину, в которой я не понимаю и не хочу понимать. Странно, одно занятие было нам одинаково интересно и приятно — покупка одежды для меня. К его чести, ему все равно, сколько денег мы на это потратим.
Париж диктует новую моду: женские сорочки больше не носят, силуэт платьев — прямой. Талия занижена почти до бедер и без пояса. Мы поехали к «Пату»
[34]
купить черно-белое платье, прямое, со складками и пелериной. Затем — к «Шанель» за фуляровым костюмом с набивным рисунком. Многие модные модели основаны на индокитайских национальных костюмах, но мне это не нравится. Я не хочу выглядеть как какая-нибудь камбоджийская крестьянка. Я купила для Свонни длинное платье из крепдешина со съемной вставкой, очень светлого желто-зеленого оттенка. Расмус решил, что это мне. Неужели он мог подумать, что я надену платье до лодыжек?
Я скучала по дневнику и также — о, намного больше! — по Гарри. Все время, пока мы разъезжали с Расмусом, я думала, какой стала бы поездка, будь моим спутником Гарри. Как мы могли бы беседовать, смеяться, делиться впечатлениями. Я думаю, нам хотелось бы увидеть одно и то же, мы оба любим живопись, особенно портреты. Как бы мы радовались вкусной еде — мы оба ужасно любим деликатесы, а Расмус ест, просто чтобы жить.
Завтра я увижу Гарри. Мне надо с ним посоветоваться. Конечно, можно было бы спросить и Расмуса, но я знаю, что он скажет. Если это устраивает меня, то ему все равно.
Дома нас ждало письмо от Бенедикте. Она спрашивала, отпущу ли я Свонни к ним погостить. Она говорила не о неделях, а о месяцах, возможно о полугоде. Не уверена, что выдержу такую долгую разлуку с ней, но я спрошу Гарри, что думает он.
Апрель, 12, 1924
Расмус ликует! Сегодня он услышал, что ему разрешили нечто под названием «концессия „Кадиллака“ на Британских островах». Это означает, что теперь только он может продавать «кадиллаки» в этой стране. Ну, он и еще мистер Клайн, с которым он собирается работать. Он окончательно рассорился с мистером Хаусманом, который, по словам Расмуса, украл у него тысячи.
Они хотят открыть демонстрационный салон на Кингс-роуд в Челси. Думаю, что за этим последует предложение переехать из «Паданарама» в Чейни-Уолк или в другое подобное место, но я, конечно, откажусь. Я научилась отстаивать свои интересы немного лучше, чем в довоенные дни, когда он мог за месяц объявить, что мы переезжаем, и мне приходилось подчиняться.
И вчера мне представился случай настоять на своем. Расмус сообщил, куда мы поедем летом. Две недели в Богнор-Регис — знать бы, где это? — с девочками и две недели в Брюсселе мы вдвоем. Я не хочу ехать в Брюссель — что я буду делать там целых четырнадцать дней наедине с ним? Мы страшно поругались, это была самая ужасная наша ссора. Мария все слышала и заплакала.
Я готова убить Расмуса. Он посадил девочку к себе на колени — это в ее тринадцать лет! — и сказал, что, если он окончательно поссорится и не сможет дальше жить здесь с Mor, она тоже переедет и будет жить с ним, станет его маленькой хозяйкой. Я закричала на него, чтобы он не говорил такое детям. Но хуже всего, что Мария заявила: если такое произойдет, Mor выйдет замуж за дядю Гарри.
Она уже достаточно взрослая, чтобы не говорить подобное. Было бы простительно болтать об этом в шесть лет. Мария по-прежнему сидела у Расмуса на коленях, прижимаясь щекой к его бороде. И я видела, как он ухмыльнулся над ее макушкой.
— Значит, Mor собирается замуж за своего шофера? — сказал он ей, а затем обратился ко мне: — Так вот к чему привели твои поездки наедине с этим мужчиной!
Конечно, он не имел в виду «это». Он знал, что я не буду вести себя дурно. Я очень бы этого хотела, я хочу, но это невозможно. Вероятно, и Гарри хочет того же, но тоже чувствует, что это невозможно, мы не такие. Иногда он целует мне руки, и это все. Но я больше не поеду с Расмусом никуда, ни за какую границу, чтобы весь день думать о Гарри и представлять, как изменился бы мир, если бы было возможно путешествовать с ним.
Миссис Дюк, жена Гарри, родила еще одну девочку. Теперь у них четыре дочери. Когда он сказал мне об этом, я побледнела. Меня охватила дрожь, когда кровь отхлынула от моего лица, но я кивнула, улыбнулась, поздравила его и сказала, как это чудесно. Но правда в том, что я его ревную, ревную к женщине, у которой от него дети. Мне самой хотелось бы ребенка от Гарри, и, записывая это, я чувствую, как слабею и почти теряю сознание от желания.
Июнь, 2, 1924
Свонни уехала в Данию. Она отправилась сегодня утром на корабле, с миссис Бисгор, которая обещала позаботиться о ней. Дорте Бисгор собирается замуж за очень богатого датского аристократа, поэтому, естественно, свадьбу не могут сыграть в их простом доме на Вест-Хит-роуд. Боже, какая чушь! Но я довольна, что Свонни едет под присмотром заслуживающей доверия дамы.
Свонни в первый раз станет подружкой невесты. Их шестеро, и все будут в бледно-голубых блузках и длинных юбках из бирюзового атласа. Мне пришлось долго уговаривать Свонни, которая утверждала, что будет выглядеть смешно, так как она гораздо выше остальных девушек. Естественно, она никогда не будет так выглядеть, но Свонни слишком скромная.
Миссис Бисгор проводит Свонни прямо к Эйнару и Бенедикте, на свадьбу она поедет от них. Я не хочу, чтобы она останавливалась в других домах, мне всегда надо знать, где она. Как я мечтаю, чтобы она тоже вышла замуж за богатого красивого мужчину, который позаботится о ней.
Дом выглядит мертвым без нее, все комнаты безжизненные и мрачные. И только я — живая вещь в мертвой комнате.
Март, 16, 1925
Мы приходим в себя после свадьбы Кнуда. Свонни была подружкой невесты во второй раз, и мне не хочется, чтобы такое случилось и в третий. Я понимаю, что суеверия — это глупо, я не суеверна, но не могу выбросить из головы слова: «Три раза подружка невесты — сама невестой не станешь».
Морин бросила свой букет в толпу, и его поймала Свонни. Я никогда не сталкивалась с таким обычаем, но он, видимо, означает, что девушка, поймавшая букет, пойдет к алтарю следующей. Конечно, ей нет еще двадцати, и у нее появился поклонник. Это молодой человек, который сильно увлекся ею в Дании. Она встретилась с ним на свадьбе Дорте, и он забрасывает ее письмами. Он датчанин, очень обеспеченный, но есть одна загвоздка. Он хочет, чтобы Свонни уехала с ним в Южную Америку. Они должны пожениться и немедленно отплыть в Сантьяго или Асунсьон, я забыла куда. Свонни благоразумно просит его подождать и подумать. Она отвечает на письма, но не часто и очень коротко.
