Я вернулась в свое кресло, предъявила майору шариковую ручку
с логотипом банка, якобы найденную под столом, и уставилась на него в ожидании.
— Майор Синицын, — представился он наконец.
— Евгения Николаевна, — ответила я.
— Вы работаете в кредитном отделе. — Он не то
чтобы спросил, скорее уточнил.
— Ну да…
— И вы знаете, что произошло сегодня в вашем банке.
— В общем и целом, — призналась я. Отрицать это
было бесполезно.
— Так вот, у вас сейчас работает опергруппа… я в нее
тоже вхожу… и мы хотели бы поговорить со всеми сотрудниками, кто хоть что-то
может знать об обстоятельствах дела.
— Допросить? — уточнила я.
— Я предпочитаю допросу доверительный разговор! Обычно
он дает гораздо больше…
— Я ничего не знаю! — поспешила я заверить майора.
— Не спешите с заявлениями! — ответил он. —
Бывает, что человек и сам не догадывается, что он знает. Так что мы будем
разговаривать со всеми сотрудниками…
Сам не догадывается, что он знает… в голове у меня снова
шевельнулась неясная мысль — что-то важное, что ускользало от моего сознания.
Казалось, еще чуть-чуть — и я ухвачу эту мысль…
Но майор прервал мои размышления:
— Поэтому я попрошу вас через час зайти в кабинет
начальника банковской службы безопасности. Там находится временный штаб нашей
опергруппы.
Я пообещала прийти, и майор Синицын покинул мой кабинет, на
прощание окинув его внимательным взглядом.
Мне снова стало нехорошо: от такого проницательного взгляда
ничего не утаишь…
Через час я поднялась на третий этаж, где размещался кабинет
Михалькова, нашего начальника службы безопасности.
Сам Михальков сидел в углу кабинета, оседлав стул и положив
подбородок на спинку, с обиженным видом хозяина, которого потеснили наглые
гости.
Я вспомнила, что в банке его называют полковником —
Михальков действительно в прежней жизни был полковником то ли милиции, то ли
какой-то спецслужбы. В трудные девяностые годы он ушел в отставку, польстившись
на высокий банковский оклад, и теперь частенько с грустью вспоминает об этом
решении.
За собственным столом Михалькова с хозяйским видом сидел мой
знакомый майор Синицын. Увидев меня, он приветливо улыбнулся и показал на стул:
— Садитесь, Евгения Николаевна! Садитесь, поговорим!
Я уселась напротив его стола и выжидательно уставилась на
моложавого майора.
Синицын украдкой заглянул в лежащий на столе список и
проговорил, подняв на меня глаза:
— Итак, Евгения Николаевна, думаю, вам есть что мне
рассказать… я в этом просто не сомневаюсь…
При этом он смотрел на меня так проникновенно, что казалось,
видит меня насквозь. Под этим рентгеновским взглядом я почувствовала себя
неуютно. Неужели он знает… да нет, не может быть! Меня никто не видел в
кабинете… Если бы он действительно знал, не так бы он со мной разговаривал!
— Нет… честное слово, я не знаю, о чем вы… —
проговорила я едва слышным голосом, опустив глаза в пол.
— А вот я думаю, что вы со мной не вполне
искренни! — В голосе майора прозвучали нотки глубокого разочарования — как
будто он был обо мне лучшего мнения, а я не оправдала его надежд. — Может
быть, вы все же постараетесь вспомнить? Поможете следствию?
— Не знаю, о чем вы, — ответила я, обреченно
опустив плечи.
— А вот ваша коллега была с нами более
откровенна! — И он подал знак кому-то у меня за спиной.
Сзади хлопнула дверь, послышались приближающиеся шаги, и
хорошо знакомый мне голос неприязненно проговорил:
— Я подтверждаю! Она мне сама признавалась!
Я удивленно обернулась. За моей спиной стояла Лариса
Ивановна. Лицо ее горело праведным негодованием.
Я почувствовала, что земля буквально уходит у меня из-под
ног.
— В чем это я вам признавалась? — спросила я свою
начальницу, с трудом справившись с голосом.
— Во время обеда в бистро «Мурена» гражданка Комарова
сообщила мне… — зачастила Лариса, как будто озвучивала хорошо вызубренный
текст, — сообщила мне, что лично присутствовала при ссоре между
гражданином Мельниковым и пострадавшим… Ильей Артуровичем Меликхановым!
Должна признаться, я почувствовала облегчение. Так вот о чем
они! А я-то испугалась…
— Хорошо излагаете! — одобрил майор. — Вы
раньше в милиции не служили?
— Нет, к сожалению! — Лариса глубоко вздохнула и
потерла двумя пальцами переносицу. Значит, она здорово нервничает! А с виду
кажется такой спокойной…
— Все еще можно поправить! — с этими словами майор
повернулся ко мне и неодобрительно проговорил: — Ну что же, вы и теперь ничего
не хотите нам сообщить?
— Ну… я слышала, как они ссорились… — призналась
я, недоуменно глядя на майора. — А какое это имеет значение?
— Самое прямое! — Синицын перевел взгляд с меня на
Ларису: — Не правда ли, Лариса Ивановна? Эта ссора показывает нам очевидный
мотив убийства!
— Мотив? — переспросила я. — Да если бы все,
кто с кем-то поссорится, тут же убивали своих… собеседников, на всей земле
сейчас было бы пусто, как в Антарктиде!
— Не скажите! — Майор постучал согнутым пальцем по
столу. — Ссора ссоре рознь! Какая причина была у той ссоры? Может быть, вы
нам все-таки расскажете?
— Понятия не имею! Я случайно услышала… только и
поняла, что они препираются…
— А вот Лариса Ивановна с ваших слов говорила совсем
другое! — И он взглянул на Ларису, как дирижер на музыканта, который
должен начать соло.
— Во время обеда в бистро «Мурена» гражданка
Комарова… — затараторила Лариса, но, увидев недовольство на лице майора,
опустила предисловие и перешла к делу: — Она сказала, что причиной ссоры
послужил кредит, выданный банком компании «Астролябия».
— Поясните мне, как человеку, далекому от специфики
вашего банковского дела! — попросил майор, причем на лице у него было
написано, что все он отлично понимает, а пояснений требует исключительно для
протокола.
— Дело в том… — начала Лариса с явным
удовольствием, — дело в том, что выдача кредита в значительной степени
зависит от решения управляющего…
— Ну, это уж как водится! — Синицын понимающе
усмехнулся.
— Гражданин Мельников… управляющий нашим отделением
банка всегда лично принимал решения относительно наиболее крупных кредитов. И
вполне возможно, что на это решение могли повлиять… не только интересы банка.
— Короче — речь об откате! — Ухмылка на лице
Синицына стала еще шире, и он снова повернулся ко мне: — А вы говорите — нет
мотива!