— Что это такое? — тихо проговорил он, когда я уже
подумала, что пауза слишком затянулась.
— Повторяетесь! — Я строго взглянула на
Мельникова. — Вы что, никогда такого не видели? Могу пояснить. Колбаса
полукопченая «Московская», батон «Домашний»… что — опять не той марки, к
которой вы привыкли? Ничего не знаю, омары и фуа-гра в нашем районе не
продаются, а ехать за ними в «Глобус гурмана» мне некогда. В общем, как сказал
Чехов — лопай, что дают.
— Извини… — Антон Степанович судорожно
сглотнул. — Я не капризничаю, но все же… как прикажешь это есть? Ведь
здесь даже ножа нет!
— Может, вам привезти саксонский сервиз и набор
столового серебра? — окончательно озверела я. — Обойдетесь! Зубками,
зубками кушайте! Вроде зубы у вас здоровые, стоматолога регулярно посещаете!
И что вы думаете? Повторять это приглашение дважды мне не
пришлось.
Антон Степанович снова шумно сглотнул набежавшую слюну,
издал утробное рычание и впился в колбасу зубами. Надо сказать, зрелище было не
для слабонервных. Именно так, должно быть, голодный лев разрывает бедную
беспомощную антилопу. Это ужасное зрелище мне неоднократно приходилось
наблюдать. Не в натуре, конечно, а в телевизионной программе про жизнь диких
животных, мама очень любит смотреть такие передачи.
Несколько минут в моем кабинете царила тишина, нарушаемая
только страшным щелканьем зубов и негромким рычанием. Правда, мне изредка
слышался хруст разгрызаемых костей, но, думаю, это была всего лишь слуховая
галлюцинация.
Наконец Антон Степанович наелся, сыто облизнул губы и поднял
на меня взгляд. Честно говоря, я немного испугалась — вдруг он вошел во вкус и
решит продолжить трапезу… хотя он и съел без остатка целую палку колбасы, но
кто его знает, какой у него аппетит!
Но он, к счастью, не проявил агрессии, напротив, искренне
поблагодарил меня за заботу. Наверное, вместе с сытостью к нему вернулись
приличные манеры.
— Если вы наелись, — проговорила я строго, —
думаю, самое время обсудить ваше будущее.
— Что ты имеешь в виду? — В глазах Карабаса
промелькнул страх. Не знаю, что он вообразил, но я поспешила его успокоить:
— Не волнуйтесь, ваши личные планы меня нисколько не
интересуют. Единственное, что хотелось бы понять, — как долго вы
собираетесь обитать в моем кабинете. Нет, я, конечно, вполне могу
удовлетвориться половиной жилой площади, одним стулом, половиной стола и
компьютера, но вот насчет стенного шкафа… знаете, иногда я вешаю в него свои
вещи. Есть у меня такая глупая привычка. Летом это еще не очень насущно, но
если вы намерены прятаться здесь до зимы…
— Да я и сам хочу как можно скорее отсюда
убраться! — Глаза Карабаса загорелись. — Надо только придумать, как и
куда… и тут я тоже очень рассчитываю на твою помощь… одному мне не удастся
выбраться из банка…
— Интересно, что я могу сделать? Вынести вас в сумочке?
Вывести на поводке под видом декоративной собачки? Или выкатить в тети Клавином
столике? Вряд ли это получится! Охрана наверняка заинтересуется содержимым
стола… да и потом — одно дело докатить столик до туалета, и совсем другое…
— Ты меня неправильно поняла! — перебил меня
Мельников. — Конечно, я выберусь сам, ночью, когда все сотрудники
разойдутся…
— Тогда при чем здесь я?
— Вот при чем. На главном входе банка находится
круглосуточный пост охраны, плюс постоянное видеонаблюдение. Технический выход
тоже защищен камерой. Но есть еще два выхода, из подвального этажа…
Я вспомнила слова начальника службы охраны Михалькова о том,
что Антон Степанович, как бывший главный инженер НИИ, лучше всех знает все
входы и выходы из нашего здания, поэтому незаметно выйти для него не составит
труда.
— Опять-таки не понимаю, какую роль в этом фильме
ужасов вы отводите мне?
— Те два выхода заперты на замок, а ключи от них
находятся в моем бывшем кабинете. Так что если бы ты достала эти ключи, то я
смог бы незаметно выбраться из банка…
— Вот сами и доставайте эти ключи! Кабинет ваш, так что
вам и карты в руки… прошлой ночью вы уже расхаживали по зданию, и никто вас не
застукал, так что вполне сможете сегодня повторить этот поход и забрать чертовы
ключи!
— Я боялся, что ты откажешься… — Карабас тяжело
вздохнул. — Значит, ничего не выйдет. Дело в том, что ночью коридор возле
моего кабинета просматривается камерой, за которой следит дежурный с поста
охраны. Так что, если ты мне не поможешь, придется мне и дальше скрываться у
тебя в шкафу…
— Ну уж нет! — возмутилась я. — Нечего брать
меня «на слабо»! Я не поддаюсь на провокации! Одно дело — принести вам поесть,
купить для вас всякие мелочи, — я покосилась на турецкие «боксеры», —
но совсем другое — пробраться в кабинет и выкрасть ключи! Вы подумали, что
будет, если меня застанут на месте преступления? В глазах милиции я сразу же
превращусь в вашего сообщника!
Произнося эти слова, я уже поняла, что сделаю все, о чем он
просит. Потому что я, и только я знала, что на самом деле он ни в чем не
виноват, что он никого не убивал… а вот я — я, разумеется, не была его
сообщницей. Как раз я и была настоящим убийцей… хотя абсолютно не помнила, как
убивала Меликханова.
Видимо, Антон Степанович по выражению моего лица понял, что
я сломалась и готова выполнить его просьбу, достать для него эти ключи, потому
что сразу перешел к следующему пункту.
— Остается еще один большой вопрос, — проговорил
он, опустив глаза. — Куда мне деваться, когда я уйду из банка? Домой
возвращаться мне никак нельзя, там меня наверняка караулят…
— А вот кстати, — неожиданно осенило меня, —
как вы объяснили все происходящее вашей жене? Она в курсе, что вы не пустились
в бега, не выехали из города в бетономешалке, не пересекли границу по фальшивым
документам, а спокойно сидите у меня в шкафу? И как она на это отреагировала?
Карабас засопел и отвернулся.
— У меня нет жены, — буркнул он.
Вспомнив рассказ Лидии Петровны, я ощутила, как щеки опалила
краска стыда. Антон Степанович отвернулся, подошел к окну, плечи его
ссутулились.
— Простите меня, — я подошла ближе, — я
сказала не подумав, простите…
Он не ответил, тогда я мягко обняла его за плечи, потому что
хотела отвести подальше от окна — кто-нибудь мог заметить у меня в кабинете
постороннего мужчину и заинтересоваться.
— Давно ваша жена умерла? — спросила я,
ненавязчиво подталкивая Антона к шкафу.
— Да с чего вы взяли, что она умерла? — Он сбросил
мои руки, и стало видно, что он вовсе не горюет, а страшно злится.
— Как? — растерялась я. — Но ведь она болела…
сердце…
— Сердце! — закричал он. — Да не было у нее
никакого сердца!
«У всех оно есть», — подумала я.
