— Ну да, конечно. — Он внял моему красноречивому
взгляду, — сердце у нее было, совершенно здоровое. Она нарочно придумала
себе болезнь, чтобы не работать и не рожать!
— Так не бывает… — растерялась я.
— Бывает. — Он сжал кулаки, потому что руки сильно
дрожали. — Я узнал об этом в больнице. Она случайно разбила тарелку и
сильно порезала руку. Зашивали под наркозом, сделали кардиограмму, и вот… После
этого мы развелись.
Это же надо, как мужчине везет на разных стервоз! Что они
все к нему липнут? Жена — эгоистка и врунья, Лариса — та еще зараза… Но,
однако, как это Лидия Петровна не знала о таком факте биографии Карабаса?
Очевидно, это в НИИ, как в большой деревне, все про всех знают, а на банк этот
закон не распространяется.
Мне стало жалко несчастного Карабаса. Какой-то он невезучий…
Теперь вот в убийстве обвиняют…
— Ну-ну, все пройдет, — я погладила его по колючей
щеке, — все наладится…
— Оставьте меня в покое! — Он отшатнулся и
поглядел с ненавистью.
Вот мило! Кто к кому пристает, хотела бы я знать?
— Слушайте, идите вы в шкаф! — возмутилась
я. — Мне, между прочим, работать надо! Это вы у нас вроде как во временном
отпуске, с вас-то работу не спрашивают…
Карабас опомнился, глаза его виновато забегали.
— Ну… я не хотел тебя обидеть… понимаешь, я очень
нервничаю. Сижу здесь в четырех стенах, тебе мешаю… Нужно отсюда уходить. В
квартиру нельзя, это мы выяснили, и вообще деваться некуда…
— Ну, уж это ваши проблемы! — заметила я. —
Вы все-таки большой начальник, хотя и бывший… у вас наверняка есть дача…
— Нет у меня дачи, она… она жене досталась!
— Очень может быть… — согласилась я, — но
есть же у вас какие-то родственники, друзья… любовницы, в конце концов…
На лице Мельникова появилось выражение вселенской скорби. Он
тяжело вздохнул.
— В том-то и дело! Пока ты ходила за этим, — он
показал рукой на турецкие «боксеры» и колбасную шкурку, — я сидел в шкафу
и думал. И понял, что совершенно никому не могу довериться. Никому, кроме тебя.
Родственники в основном дальние, друзья — никакие не друзья, а просто приятели,
женщины… ну, о них лучше и не говорить. Вот такой неутешительный итог жизни!
— Не нужно пытаться меня разжалобить! — На этот
раз я была глубоко возмущена этой тюфяковой позицией. — Мне действительно
некуда вас спрятать! Что вы думаете — у меня три квартиры, купленные на
фиктивные имена с целью наживы? Да я теснюсь в одной комнатке с матерью! Мне и
без вас своих собственных проблем хватает!
Я не успела излить все свое возмущение, поскольку в дверь
неожиданно постучали. Замерев на полуслове, я замахала на Мельникова руками. Он
вскочил со стула и бросился к своему шкафу, по дороге сбросив со стола чашку. К
моему удивлению, чашка не разбилась, только по полу расплескались остатки кофе.
Все-таки какую прочную посуду выпускают трудолюбивые китайцы!
Антон Степанович втиснулся в шкаф, поспешно захлопнул за
собой дверцы, и только после этого я повернула задвижку на двери кабинета и
громко проговорила:
— Заходите! Открыто!
Дверь медленно открылась, и на пороге возник объемистый
живот, обтянутый сиреневой трикотажной безрукавкой. Вслед за животом, в
качестве бесплатного приложения к нему, появился невысокий человечек средних
лет с обвислыми, как у бульдога, щеками и ежиком коротко стриженных седоватых волос.
Это был наш завхоз Никита Виленович Барсуков, отставной майор строительных
войск.
— Это у вас радио работало? — осведомился
Барсуков, оглядевшись по сторонам.
Сообразив, что Никита Виленович услышал через дверь наши с
Карабасом препирательства, я поспешно подтвердила:
— Да, радио, передача «Театр у микрофона».
— Современная пьеса, — с неодобрением произнес
завхоз. — То ли дело раньше были спектакли! «Человек с ружьем»,
«Кремлевские куранты», «Все остается людям»…
— А вы, собственно, по какому вопросу? — довольно
невежливо оборвала я эту дискуссию о театральном искусстве.
— А мы, собственно, по вопросу текущего косметического
ремонта. По графику подошла очередь вашего кабинета. — Он сверился с
какими-то мятыми листками и ткнул в них коротким толстым пальцем с желтым от
никотина ногтем. — Окраска стен, замена светильников, ремонт стенных
шкафов…
Он осмотрел мой кабинет неодобрительным взглядом и добавил:
— Действительно, очень запущенное помещение! И чистоту
в нем не поддерживаете на уровне… — при этом он покосился на залитый
кофейной гущей пол.
— Ну, на то есть уборщица… — протянула я, — а
ремонт здесь не так давно делали…
— Это не нам с вами решать! — строго проговорил
завхоз. — Раз по графику положено — будем ремонтировать!
С этими словами он неспешно проследовал к шкафу, в котором
прятался Антон Степанович, и потянулся к дверной ручке:
— Фурнитуру заменить, петли… внутренняя окраска тоже,
наверное, потребуется…
— Стойте! — Я коршуном кинулась к шкафу и
заслонила его от завхоза. — Не открывайте, у меня там папки грудой
сложены, попадают, потом неделю в порядок приводить придется! Да и вас
ненароком зашибить могут, а это — производственный травматизм…
— Это нехорошо! — поморщился Барсуков. —
Документация должна в аккуратном виде содержаться!
— Хорошо-хорошо, — отмахнулась я. — А как же
мне быть? Куда мне перебазироваться на время ремонта? Мне же работать нужно, с
меня служебных обязанностей никто не снимал!
Барсуков снова сверился со своими записями и важно сообщил:
— Вам будет предоставлено во временное пользование
помещение двадцать шесть дробь четыре!
— Это еще что такое?
— Кладовка дальше по коридору!
— Да вы что? — возмутилась я. — Там же темно
и никаких условий для работы…
— Искусственное освещение там имеется, и розетка для
подключения компьютера, а насчет всего прочего — ничего не могу поделать. Это
же временно! График есть график, так что к завтрашнему дню будьте готовы к
переезду.
Он колыхнул огромным животом и медленно проследовал обратно
к двери. Там он на мгновение задержался и произнес голосом доброго дядюшки:
— Если хотите — могу вам во временное помещение
радиоточку подключить. Будете слушать свой «Театр у микрофона».
Едва дверь за завхозом закрылась, из шкафа выкатился Антон
Степанович и возмущенно запыхтел:
— Вот ведь старый жулик!
— Кто? — недоуменно переспросила я. — Что вы
так волнуетесь? Выпейте водички!
— Барсуков! — пропыхтел Карабас, наливая в стакан
минералку. — Ну вот, опять напьюсь, а ты ведь меня второй раз выводить не
станешь, придется до вечера терпеть…
