— Тенгиз, сдэлай эта дэвушка все, что она скажет. Как
мне сдэлай, все самый лучший. Помидор, пэрсик, черэшня — все сдэлай! Эта
дэвушка — моя подруга, хороший подруга!
— А как насчет денег, Ашот-джан? — заискивающим
тоном проговорил продавец.
— Ай, Тенгиз, пей моя кровь! Дам тебе еще врэмя… дам
тебе три дня.
— Спасибо, Ашот-джан! — Продавец расцвел, как
весенний сад, обернулся ко мне и затараторил: — Все что надо выбирай! Я тебе
все самое лучшее дам!
Я застеснялась и выбрала немного помидоров, яблок и зелени.
Когда потянулась за кошельком — продавец замахал на меня руками:
— Не надо денег, какие деньги? Ты Ашота подруга! —
И он возвел глаза к небу, чтобы показать, каким большим авторитетом пользуется
в его мире маленький Ашот.
Подхватив пакет с витаминами, я двинулась в сторону метро.
Ашот в сопровождении своих телохранителей стоял неподалеку,
мирно беседуя с пожилым солидным милиционером. Увидев меня, он замахал рукой и
прервал разговор, бросив милиционеру:
— Бывай, Пэтрович!
Подойдя ко мне, расплылся в улыбке и спросил:
— Ну что, дорогая, Тенгиз все тебе дал?
— Все, все, — отозвалась я. — Большое тебе
спасибо…
— Вах, какой спасибо? — отмахнулся Ашот. — Ты
ко мне по-людски, и я к тебе по-людски! Мы с тобой друзья, верно?
— Верно, — согласилась я.
— Может, тебя подвэзти надо? Я на машине, живо довэзу…
куда хочэшь довэзу…
— Спасибо, — поблагодарила я и хотела уже
распрощаться с вежливым коротышкой, как вдруг у меня мелькнула интересная
мысль. — Слушай, Ашот… — Я невольно понизила голос и огляделась по
сторонам. — Со мной тут такая история приключилась…
И, не вдаваясь в лишние подробности, я рассказала ему о
своем визите в бизнес-центр «Кавалергард», о том, как охранник Васильич сдал
меня каким-то темным личностям, от которых я с трудом сумела сбежать.
— Убью гада! — пообещал Ашот, грозно вылупив свои
выразительные черные глаза.
— Убивать не стоит, — засомневалась я, — а
вот если бы вы с друзьями… — Я покосилась на молчаливых
мордоворотов, — если бы вы с друзьями могли этого Васильича немножко
припугнуть и узнать, кому он звонил и кто такие эти «люди в черном», которые по
его звонку примчались в бизнес-центр… я была бы тебе очень благодарна!
— Мы ведь друзья! — заверил меня Ашот. — А
для друга я все сдэлаю! Гдэ этот бизнез-шмизнес? Нэт, нэ надо ничего говорить,
со мной поедешь, сама все покажешь! Вован, подгоняй «бэху»!
Один из его подручных по-прежнему молча удалился и через
минуту подъехал к нам на черной «БМВ» с тонированными стеклами. Второй
мордоворот уселся рядом с водителем, мы с Ашотом расположились на заднем
сиденье.
— Ашотик, — обратилась я к коротышке, как только
машина тронулась, — а что, парни твои — они глухонемые? Что они все время
молчат?
— Зачэм глухой-немой? — обиделся Ашот. — Они
робкий очэнь, очэнь стэснительный! Когда нэ знаешь, что говорить — лучше
молчать, вэрно? Вот они и молчат, а я за них говорю! Потому я старший, потому я
бригадир! Понятно?
Десять минут спустя наша машина остановилась перед
«Кавалергардом». Ашот выглянул в окно машины, поманил охранника стоянки. Тот
поспешно приблизился, подобострастно склонился к открытому окошку.
— Послушай, дорогой, ты знаешь Васильича?
— Как же, конечно, знаю! — отчеканил охранник.
— Сходи к нему, дорогой, скажи — друг его ждет на
стоянке, поговорить хочэт! — В дополнение к словам Ашот сунул в руку
охраннику сторублевку.
Тот скрылся в дверях бизнес-центра.
Минуту спустя на пороге появилась тощая фигура Васильича.
— Этот? — уточнил Ашот, повернувшись ко мне.
— Этот! — подтвердила я.
Ашот снова выглянул в окно и помахал доблестному охраннику
рукой.
Тот неторопливо приблизился к «БМВ» и осведомился:
— Ты, что ли, поговорить хотел? А на какую, к примеру,
тему?
— Садись, дорогой! — Ашот гостеприимно распахнул
дверцу машины. — Садись, в ногах правды нэт!
— Чего это я к тебе сяду? — подозрительно
проговорил Васильич и попытался заглянуть в салон «бэхи».
— Сядешь, дорогой, сядешь! — И Ашот помахал в
воздухе сложенной вдвое зеленой купюрой.
— Может, и сяду, — пробормотал Васильич. —
Отчего не сесть к хорошему человеку…
Он умостился рядом с Ашотом на заднее сиденье, повернулся к
нему… и только тогда заметил меня.
Васильич попробовал выскочить из машины, но Ашот уже
захлопнул дверцу и заблокировал замок.
— Это что такое, — забормотал отставник. — Я
ничего не знаю! Меня ваши дела не касаются! Выпустите меня сей же час обратно,
мне на работу надо!
— Выпустим, дорогой, непремэнно выпустим! —
пообещал Ашот, но тут же повернулся к водителю: — Поезжай, Вован, поезжай
отсюда!
Машина сорвалась с места и через несколько минут выехала на
безлюдную набережную реки Смоленки.
Там «бэха» затормозила, Ашот повернулся к Васильичу и
проговорил:
— Нэхорошо, дорогой! Нэхорошо!
— Чего нехорошо? Чего ваще тебе от меня надо? —
заныл отставник. — Я человек бедный, маленький, с меня взять нечего… ты
меня, наверное, с кем-то перепутал…
— Ни с кем я тебя нэ пэрепутал! — Ашот выпучил
глаза. — Ты нэхорошим лудям звонил? Ты им дэвушка сдавал? Дэвушка —
подруга моя! Нэхорошо! А еще старый человэк!
— Я ничего не знаю! — жалобно бормотал
Васильич. — Даже не понимаю, про что такое ты говоришь!
— Жалко! — вздохнул Ашот и замолчал.
— Чего тебе жалко? — подозрительно проговорил
Васильич, когда молчание затянулось.
— Дэтей твоих жалко! — отозвался Антон. — У
тебя дэти есть?
— Есть, дочка! — оживился отставник.
— Вот ее жалко… — И Ашот выразительно закатил
глаза. — Плакать будэт…
— Отчего это моя дочка плакать будэт? — От
волнения Васильич тоже заговорил с кавказским акцентом.
— Когда тэбя в речка найдут, дочка плакать
будэт! — пояснил Ашот и со значением посмотрел в сторону реки.
— Не надо в речку! — забеспокоился
Васильич. — Зачем в речку? Я же не знал, что она — твоя подруга!
— Тэперь знаешь, — печально проговорил Ашот.
— Ну, велели они мне позвонить, ежели кто про этот
«Посейдон» спрашивать будет… — начал колоться бравый отставник.
— Кто — они? — спросила я, перегнувшись через
Ашота.
