Но как мне узнать, кому поставили такой памятник и на каком
кладбище? А самое главное — зачем мне это нужно?
Я подумала еще немного и пришла к выводу, что памятник — мой
единственный шанс продвинуться в расследовании. Вполне возможно, что мне ничего
это не даст, тогда придется признать полную свою несостоятельность и идти
сдаваться майору Синицыну. В конце концов, он не полный дундук, должен понять.
Тем более что сам ищет человека в люльке. Карабаса, конечно, он тут же арестует
и запрет в камеру, но тут уж я ничего не смогу сделать.
Итак, я ответила на второй вопрос — зачем мне нужно
разыскать памятник. И тут же сам собой пришел ответ на первый вопрос — каким
образом я это сделаю. Я обращусь к Генке. Сам-то он в смысле искусства ровным
счетом ничего из себя не представляет, но имеет кучу знакомых и ревниво следит
за их успехами. Как ни мало я разбираюсь в искусстве, все же понятно, что птица
с женским лицом — произведение очень талантливого человека. Таких в нашем
городе, верно, не так уж много, и Генка должен его знать.
Я поправила парик, подмигнула мужичку напротив и устремилась
к выходу.
— Вам кого? — испуганно спросила мама, возникнув в
прихожей в длинной ночной рубашке.
И поскольку я замешкалась, потому что «молнию» на куртке
заело, мама крикнула громче:
— Вы кто? Что вам тут надо?
— О господи, мама… — с досадой начала я, но тут
распахнулась дверь комнаты сестры, и она вывалилась в прихожую в халате на
голое тело.
— Что, что случилось? Нас грабят?
— Уже ограбили, — ворчливым голосом ответила
я, — муженька твоего украли. Что вы все выперлись среди ночи?
— Отпад! — восхищенно пропела Тинка. —
Женька, да тебя прямо не узнать!
— Ой, — засмеялась мама, — и правда Женька!
Надо же, как прическа и косметика меняют человека!
— Круто! — подтвердил появившийся к шапочному
разбору совершенно голый Генка, для вида прикрывавшийся полотенцем. —
Встретил бы где на улице — точно бы не узнал!
— Вот именно! — ревнивым голосом подхватила
сестра. — В таком виде только на улице клиентов ловить! Размалевалась, как
шлюха! И парик этот вороний!
— А сейчас блондинки вообще не в моде! — тут же
встряла Тинка, чтобы досадить матери.
— Ладно, закончили обсуждение, — решительно
сказала я, — всем спать! Гена, выйди на минутку на кухню, поговорить надо.
Да срам-то прикрой, а то ребенок все-таки смотрит!
— Подумаешь! — протянула Тинка. — Было бы на
что смотреть…
Сестра, нахмурившись, приступила было ко мне, но Генка мигом
утянул ее в комнату. Тинка стащила с меня парик и примеряла его перед зеркалом.
— Ты не слушай Сашку, — заговорщически сказала
мама, собирая на стол поздний ужин, — тебе очень идут темные волосы.
Парик, конечно, носить не надо, но покраситься и прическу попышнее сделать… Вон
как глаза блестят…
Глаза блестели оттого, что вот уже несколько дней я ничего и
никого не боюсь и, несмотря на то, что семейка по-прежнему висит на шее, да еще
прибавились моральные обязательства перед Антоном, чувствую себя совершенно
свободной.
Мама ушла, через пять минут послушно явился Генка — в брюках
и рубашке. Он теперь ходил по струнке, так как боялся, что я выдам сестрице его
махинации с квартирой.
— Ну ты и жлоб! — накинулась я на него. —
Такие деньги дерешь за форменный сарай! Телевизора приличного и то нету!
— Тебе что, там телевизор смотреть нужно? —
прищурился он. — Есть более интересные занятия, когда с мужиком один на
один остаешься.
С этими словами он придвинулся ко мне ближе.
— Осади назад, Казанова недоделанный! — отпрянула
я. — У меня к тебе деловой вопрос.
— Деловая стала… — вздохнул он и неохотно
отодвинулся.
— Слушай, ну что ты за козел! — не выдержала
я. — Ведь жена под дверью стоит. У тебя совесть есть?
— При чем тут совесть, если у меня темперамент? —
возмутился Геннадий.
— А по-моему, у тебя все от безделья, — прямо
высказалась я, — повкалывай по двенадцать часов — так весь темперамент
пропадет! Ладно, смотри сюда, не дуйся… — Я показала ему обложку
журнала. — Знаешь, кто автор?
— Ну, знаю… — засопел Генка, — а тебе зачем?
— Вот когда я спрашиваю, то нужно отвечать прямо и
правдиво, не тратя лишних слов, — заговорила я. — А вопросы задавать
будешь жене на предмет пересоленных щей или пригоревшей каши.
Из-за двери послышался шорох, Саша и правда подслушивала.
— Это Ленька Сидоровский сделал, — неохотно
сообщил Генка, — повезло мужику! — Он вздохнул. — Представляешь,
ваял-ваял, ни денег, ни славы, мастерской даже своей не было, а потом вдруг
сделал одному типу памятник на могилу матери, она актриса какая-то была
знаменитая, только никто уже ее не помнил. Ну и заказчику здорово понравилось.
И пошла ему пруха. Богатые люди, знаешь, очень часто умирают. А не сами, так их
родственники. Сейчас в Париже Ленька заказ какой-то хапнул, сюда и глаз не
кажет…
— А этот-то памятник кому? — перебила я.
— Черт его знает… — неуверенно пробормотал
Генка, — помню я эту вещь, на выставке видел… Выставка у Леньки была в
Манеже в прошлом году…
Он сорвался с места и побежал к себе. За дверью стояла
сестра и смотрела на меня волком.
— Ты что это к нему пристаешь? — набросилась она
на меня с ходу.
— А ты на работу не устроилась? — отбилась
я. — Поторопись, сестренка, пока у меня терпение не лопнуло…
Генка отодвинул ее плечом и положил передо мной каталог
выставки Леонида Сидоровского.
— Ого, сколько успел наваять! — удивилась
я. — Работящий мужчина!
Были там фотографии памятников, барельефы на стенках зданий
и даже макет фонтана. Птицу я узнала сразу.
«Макет памятника В. А. Самоцветову, установленного на
Серафимовском кладбище», — прочла я подпись под фотографией.
— Довольна? — Генка зевнул.
— Вполне, спасибо, зятек! — Я чмокнула его в щеку.
Сестра пнула ногой дверь в бессильной злобе.
Рано утром я закрылась на кухне и позвонила в Генкину
квартиру. Свой мобильный Карабас отключил, испугавшись, что по нему его
вычислит милиция.
— Ты почему вчера не позвонила? — буркнул он в
трубку. — Я волновался, ночь не спал…
Однако голос был сонный. Я представила, как он валяется на
Генкиной двуспальной кровати, и отчего-то разозлилась. Но взяла себя в руки и
шепотом поведала ему про мои вчерашние приключения, опустив эпизод с рыжей
девицей, а также всю историю с рисунком женщины-птицы. Это была моя идея —
попробовать выяснить, каким образом Иванов, а значит, и Капитан связаны с
памятником В. А. Самоцветову. То есть фамилию эту они называли… Впрочем, Антон
Степанович не заметил пробелов в моем рассказе. Он заинтересовался Капитаном
только потому, что тот упомянул в разговоре Меликханова.
