— Хорошо, я все подготовлю…
— Будьте любезны, поторопитесь… — и тут же
услышала, как Лидия говорит в другую трубку: — Всем начальникам отделов к
одиннадцати подойти на совещание к директору банка.
Я положила трубку и задумалась. Вот почему Вася хмурился,
Ленка сделала вид, что меня не заметила, а Стасик притащил коробку конфет! Им
всем было неудобно передо мной. И только старая гиена Лидия Петровна, которая
на секретарском месте повидала всякого, ничуть не удивилась вероломству
начальства. Я замещала Ларису Ивановну, и все, да и сама я, честно говоря,
думали, что меня и назначат начальником кредитного отдела. Учитывая мой хороший
послужной список и особые отношения с Антоном Степановичем. Но оказалось, что
новоиспеченный директор так не считает, у него есть более достойная кандидатура
— племянник его бывшей жены. Парень он, кстати, и правда неплохой, и в работе
соображает, этого у него не отнимешь.
Однако все же обидно как-то. А хотя почему, собственно,
обидно? И какие такие у нас особые отношения с Антоном Степановичем? Ну
прятался он у меня в шкафу, ну покупала я ему трусы и продукты, и что из этого?
И чего я хочу? Разве я рисковала жизнью, занимаясь расследованием убийства
Меликханова, возилась с Карабасом, определяла его на квартиру и маялась одну
ночь рядом с ним на кресле-кровати для того, чтобы он отдал мне место Ларисы
Ивановны?
Но перед собой-то хитрить не стоит, разумеется, я ожидала
благодарности. Не материальной, а хоть слово бы сказал доброе — спасибо, мол,
Женя за все, вы мне очень помогли, поддержали в трудную минуту. В ресторан бы
пригласил, что ли, ценный подарок вручил! Зарплата у него теперь стала больше,
не обеднел бы…
Не захотел Антон Степанович проявить элементарную
благодарность, не нужно это ему. И я ему больше не нужна, как говорится, мавр
сделал свое дело, мавр может уходить…
Вот именно, мне дают понять, что присутствие мое в банке
более нежелательно. Что ж, пойдем навстречу пожеланиям трудящихся, напишем
заявление об уходе по собственному желанию.
Сказано — сделано. Написав заявление, я отправилась в
приемную директора. Вручу заявление Лидии, она сама передаст, куда нужно.
— Добрый день! — Я постаралась, чтобы голос звучал
ровно-доброжелательно.
— Ах, это вы? — сухо отозвалась Лидия. —
Разве вас вызывали?
— Нет, но я по личному делу.
— Антон Степанович очень занят и по личным вопросам
принимает исключительно в конце недели… — теперь голос Лидии спокойно
можно было использовать в качестве трута, до того был сух, что воспламенился бы
от малейшей искры.
— Я не стану беспокоить Антона Степановича такими
пустяками, — кротко заметила я, положив на стол Лидии свое
заявление, — будьте любезны, отдайте ему, когда он освободится. Всего
хорошего.
Я выскочила из приемной и нос к носу столкнулась с майором
Синицыным.
— Что вы здесь делаете? — удивилась я. —
Разве дело еще не закрыто?
— С моей стороны да, — он замялся и опустил
глаза, — но вас еще, думаю, вызовет следователь… Евгения… Ник… а можно я
буду звать вас просто Женя?
— Ну… если вам так хочется… — милостиво
согласилась я, понимая, к чему клонит бравый майор.
— Мне было очень приятно с вами работать… —
продолжал он.
— Взаимно, — кивнула я, — так что?
— Вы не могли бы… пойти со мной в театр? — вдруг
выпалил майор.
Ой, какой чувствительный милиционер! Можно подумать, что это
не я сохранила до таких лет невинность, а он!
— Думаю, что это можно устроить, — успокоила я
майора Синицына, — созвонимся попозже.
Дальше начались настоящие чудеса. Стасик перехватил меня в
коридоре и пригласил на джазовый концерт. Володя Ничипоренко, которому я
передавала дела, был страшно смущен, долго мялся и пригласил меня в кафе
отметить его назначение и обсудить наше дальнейшее сотрудничество. Он был так
мил, что язык не повернулся сказать ему, что я увольняюсь.
От такого внимания к своей особе я несколько утомилась и,
воспользовавшись случаем, отпросилась у Володи домой. А когда я миновала
проходную, простой и незатейливый охранник Вася пригласил меня в кино на новый
боевик. Ей-богу, я почти согласилась, но отложила наш поход на следующий день.
«Чудеса да и только, — посмеивалась я, не спеша идя по
улице, — сговорились они все, что ли? Но вот интересно — они все ждали,
когда я перекрашу волосы, чтобы начать за мной ухаживать?»
Ведя мысленно такие речи, я притворялась сама перед собой.
Потому что прекрасно знала, в чем дело. Все кругом твердят, что я
похорошела, — но не из-за краски же для волос и не из-за новой помады.
Исчезли воспоминания, которые мучили меня двадцать лет, в моем прошлом нет
больше ничего ужасного и таинственного. Так что и в будущее я смотрю спокойно.
И это, разумеется, немедленно отразилось на моем внешнем виде. Не красавица,
конечно, но как гласит народная мудрость: «Не родись красивой…»
Не могу сказать, что я чувствую себя абсолютно
счастливой, — все ж таки Антон Степанович сумел подпортить мне настроение.
Но на данный момент это не главное.
Солнце отражалось в чисто вымытых окнах и слепило глаза. В
скверике чирикали воробьи. Я загляделась на оливковый летний костюм в витрине
магазина и решила, что непременно его куплю завтра. Сестре он явно не налезет —
бюст не пройдет, так что я буду носить его сама с радостью.
Я шагнула в сторону и налетела на мужчину в темных очках. Мы
здорово стукнулись лбами, его очки слетели, и с изумлением я узнала в мужчине
Сашу. Ну да, того самого Сашу, с которым чуть было не случилась у меня великая
любовь. Я бы назвала его своим первым мужчиной, если бы мы успели хотя бы раз
заняться любовью. Но не сложилось, сестра вмешалась и увела моего
несостоявшегося любовника.
— Ты? — Он тоже узнал меня, хотя прошло шесть лет
и я здорово изменилась. — Неужели это ты, Женя?
Я подтвердила, что он не ошибся, это действительно я,
собственной персоной, и, чтобы не разговаривать на улице, Саша потянул меня в
кафе.
Первое удивление от встречи прошло, я смогла рассмотреть
Сашу спокойно.
Он изменился. Похудел, под глазами появились морщинки, кожа
стала того сероватого оттенка, который бывает у людей, все время находящихся в
помещении. Улыбка по-прежнему красила его лицо, но, на мой взгляд, улыбался он
редко и как-то… искательно, что ли.
Я тут же мысленно опомнилась и решила, что злопыхаю
совершенно зря — просто годы идут, а раньше я была молода и смотрела на мир
сквозь розовые очки.
«Ну уж нет, — тут же возразил внутренний голос, —
розовые очки исчезли с твоих глаз в семь лет, и какие же это Сашины годы?
Сколько ему — едва за тридцать? Для мужчины это вообще не возраст…»
Одет он был аккуратно, но не то чтобы бедно, а как-то
безлико. Против воли я отметила, что из трех кафе, находящихся рядом, он выбрал
сам??е дешевое. Это ничего не значит, просто не подумал или вообще не знал об
этом.
