— Отдай. — Микс выхватил у нее книгу. — Не порть мне настроение.
— Извини. Я просто…
— Неважно, все в порядке. Прихвати выпивку в спальню.
Вскрики и охи повторились, когда Данила увидела мебель и картины в спальне. Микс наблюдал, с каким восхищением она осматривает комнату, в надежде прервать эти восторги и сделать наконец то, для чего она пришла. Он отпил из бокала. К ее чести, она принесла отличный бомбейский джин. Микс оглянулся на девушку и изобразил удивление тем, что Данила до сих пор одета.
— Я рассчитывал, что ты уже готова, — сказал он.
Она подошла к нему.
— Микс… Микс, нам обязательно начинать сразу с этого? Может, сначала поговорим?
Он удивился. Впервые она проявляла инициативу. Словно у нее есть право голоса или собственное мнение. Микс понял, что это значит. Данила считает его своим парнем и начинает им командовать. Через какое-то время она будет уже не спрашивать, а указывать ему, что делать.
— О чем? — спросил он.
— Не знаю. О чем-нибудь. Как ты подбирал мебель, о твоей работе, моей работе, твоей симпатичной кошечке.
— Это не мой кот, черт возьми, — почти крикнул он.
— Кричать совсем необязательно.
Данила разделась, но не так, как ему нравилось. Микс предпочитал щекочущий нервы стриптиз, а Данила раздевалась так, будто была одна, складывала вещи на спинку стула, повернувшись к нему спиной, чтобы снять колготки. Как же он ненавидел колготки… Разве она не знает, что просто смешно надевать колготки на стринги? Она до последнего оставалась в лифчике, стесняясь своей маленькой груди. И он подумал, что больше не хочет ее видеть, что найдет другой способ приблизиться к Нериссе. Данила направилась к кровати, но Микс остановил ее.
— Погоди. — Он не собирался делать это на своем атласном одеяле цвета слоновой кости и откинул его с кровати. — Теперь порядок.
Данила затравленно, но в некотором замешательстве посмотрела на него. Микс снял брюки и туфли, но остался в рубашке и носках. Мужчине необязательно раздеваться, это дело женщины. Бурлящая злоба захлестнула его, и то, что случилось потом, можно было назвать изнасилованием. Впрочем, Данила не сопротивлялась. Он скатился с нее и взял стакан.
Пять минут спустя она снова бродила по квартире.
— Почему у тебя висит ее фотография? — услышал Микс.
У него не было сомнений, о ком речь, но уточнить не мешало.
— Ты имеешь в виду Нериссу Нэш?
— Ты что, ее поклонник?
Микс встал. В глубине души он был ханжой, и не исключено, что это было наследием детства, проведенного среди адвентистов седьмого дня. Конечно, все зависело от конкретного человека. Почему-то Колетт не вызывала у него протеста. А Нерисса привела бы в восторг. Но в исполнении Данилы это было как вызов. Или попытка самоутвердиться за счет Микса. Женщина вроде нее должна понимать, что если разгуливаешь голой по квартире мужчины, то как бы объявляешь его своим, своей собственностью. Микс вытащил из шкафа рубашку и надел на нее.
Данила неловко оделась. У нее, в точности как у его матери, портилось настроение, когда ей указывали, что делать. Стоя перед портретом, она указывала на него, буквально ткнув пальцем в стекло.
— Но ведь она практически без одежды. Это ничего?
Не заботясь о том, что его слова могут причинить ей боль, Микс сказал:
— Она прекрасна.
Данила промолчала, но не сдвинулась с места и палец не убрала. И без того невысокая, она, казалось, съежилась еще больше, а руки покрылись мурашками. Микса снова захлестнуло негодование. Своим молчанием и обидой она выбивала его из колеи.
— Хочешь выпить? — пробормотал он.
— Пока нет.
Микс открыл бутылку вина. Если дальше пить джин, он сегодня больше не сможет трахнуть ее, для чего, собственно, и пригласил. Вот с Нериссой он будет неистощим. И тут Микс вспомнил, что приглашал Данилу еще кое за чем. Он хотел попросить о членстве в клубе. Приказать, поправился он.
— Слушай, мне бы хотелось вступить в клуб…
Данила медленно повернулась, и он увидел слезы на ее лице. Она не заметила, что Микс заговорил.
— Я видела ее.
— Кого?
— Ее. Нериссу Нэш.
Все складывалось совсем не так, как планировал Микс. Если сказать Даниле о вступлении в клуб прямо сейчас, она поймет, что он пришел только затем, чтобы найти Нериссу. Вопрос снова откладывался на неопределенное время.
— Ну, и где же ты могла ее видеть? — спросил он, тщательно подбирая слова. — На фотографии?
— Нет. Она приходит к мадам Шошане погадать на камнях.
Не понимая, о чем она, Микс все же сделал вид, что поражен.
— Она член вашего клуба?
— Нерисса? Конечно, нет. При такой фигуре она скорее всего ездит куда-нибудь в Вест-Энд или Мэйфер. Я ходила к мадам Шошане погадать — у меня есть скидка — и встретила ее на лестнице. Это было в среду, где-то в июле. Она такая милая, поздоровалась со мной. Приятная девушка.
Микс онемел от потрясения. Значит, он потерял несколько недель? Тратил время на идиотские тренажеры, проводил вечера с этой сукой, тратил на нее заработанные собственным трудом деньги — и все впустую? Глядя на спутанные, как всегда после секса, пряди Данилы, Микс ощутил, что его гнев достиг точки кипения и направлен на эту девушку, эту глупую уродину с крошечными сиськами. Нерисса даже не была членом клуба, она просто приходила погадать. И нет сомнений в том, что такие визиты случаются нечасто.
Не замечая его злости, Данила добавила:
— Кстати, вблизи она не совсем такая, как на картинке. У нее довольно грубая кожа — как всегда у черных. Тот, кто делал фотографию, наверняка обработал…
Микс не слышал конца фразы. Его переполняла ненависть. Да как смеет она критиковать самую красивую женщину на земле! В голове помутилось. Он схватил первое, что попалось под руку. Это была мраморная статуэтка Психеи. Казалось, Микс снова слышит обвинения Джейви в том, что чуть не убил Шеннон, а его мать стоит и не вмешивается.
Кого он хотел убить? Джейви? Свою мать? Раболепствующую перед ним девушку?
— Что ты делаешь?
Это были ее последние слова. Дальше Данила только кричала и булькала, пока Микс бил ее по голове. Он думал, что крови будет мало, но та фонтаном брызнула на него. В глазах девушки застыли ужас и удивление. Последний удар Микс нацелил ей в лоб, чтобы закрыть эти глаза.
Она рухнула на пол. Кровь забрызгала весь портрет. Микс отбросил Психею на полированный пол. Казалось, статуэтка упала с таким грохотом, что толпа народу должна была уже ломиться в дверь. Но никого не было. Было тихо, но не так, как в пустом доме или пустыне, а как на море, где волны неслышно набегают на берег. Психея откатилась в сторону и замерла. По стеклу фотографии стекала кровь.
