Книга Черный мотылек, страница 30. Автор книги Рут Ренделл

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Черный мотылек»

Cтраница 30

Но когда в 1984 году Урсула начала перепечатывать «Впроголодь», сомневаться уже не приходилось.

10

Морской конек — уникальное создание, самец беременеет и рождает детей.

«Гамадриада»

Знаменитая актриса, дружившая с Джеральдом Кэндлессом, продекламировала вторую часть «Улисса» Теннисона. Менее известный актер, также бывавший в Ланди-Вью-Хаусе, прочел «Иордан» Герберта. [8] Урсула, сидевшая в первом ряду с дочерьми по правую и по левую руку (младшая, прячась под огромной черной шляпой, то и дело заходилась в рыданиях), подумала, как неуместен «Иордан» на поминках по ярому атеисту. Уж о Джеральде никак нельзя сказать, что он воспевал Бога, а потому не завидовал тем, кто восторгается соловьем и весной.

Певец, исполнивший песню Гуго Вольфа, [9] был Урсуле незнаком. Участников торжества выбирала Хоуп. Скорее всего, тех, кого бы пригласила на свои поминки, если бы задумалась. Роджер Паллинтер, худой и старый, опираясь на два костыля (он страдал артритом), прочел свои стихи. Надо же, подумала Урсула, он еще что-то пишет. Колин Райтсон, тоже дряхлый старик, произнес речь. Настоящий панегирик, решила Урсула. Какое странное ощущение — смотреть на человека, который был когда-то твоим любовником, слушать его голос и не чувствовать ничего — ничего, кроме нетерпения и легкой неприязни.

Надо бы взять за руку бедняжку Хоуп, поддержать ее, но Урсула боялась непредсказуемой реакции дочери. За ее спиной кашлял и отхаркивался Роберт Постль, он подхватил простуду и теперь распространял инфекцию в радиусе двух метров. Капелька брызнула ей на шею — Урсулу передернуло. Пока Райтсон гнусавил и гудел, его жена в дальнем ряду нацепила очки и начала просматривать лист в черной рамке со списком стихотворений и песен — еще одна заготовка Хоуп. Наверху страницы шрифтом «таймс» набрано: «Джеральд Кэндлесс, 1926–1997». Наверное, миссис Райтсон, как и Урсулу, слегка шокировала эпитафия на латыни: Vixit, scripsit, mortuus est.

— Жил, писал, умер, — хрипло прошептала Тэсса Постль.

Урсула вздрогнула. Ничего, в три пятьдесят она сядет на поезд, к семи будет в Эксетере, а оттуда на другой электричке доберется до Барнстепла где-то к девяти. Обе девочки уговаривали ее остаться на ночь. Урсула была тронута, хотя приглашение Хоуп прозвучало не слишком искренне. И сестра Хелен тоже звала к себе. Может быть, Урсула и согласилась бы, но не хотелось потом добираться с утра от Каршелтона на вокзал Паддингтон. Наконец церемония закончилась, орган заиграл мелодию повеселее, Адела Черчхауз мурлыкала в такт и чуть ли не танцевала в проходе. Лондонские писатели хлынули из церкви во двор, примыкавший к Пикадилли.

Какие-то люди, совершенно ей незнакомые, лезли целоваться на прощанье. Роберт Постль, утирая нос и рот бумажным платочком (Тэсса держала наготове пачку), приговаривал, что им надо встретиться, поговорить, и насчет этой новой книги… Когда она снова выберется в Лондон? Можно ли пригласить ее на ланч? Я не имею никакого отношения к книге, возразила Урсула. К этому времени вокруг них собралась довольно большая толпа, но никто не возмущался, даже не удивлялся тому, что Урсула оказалась в центре внимания. Она — вдова, и ей положено скорбеть, сокрушаясь об утрате такого мужа, как Джеральд Кэндлесс. Любая женщина горевала бы на ее месте. К удивлению Урсулы, на помощь пришла Сара, тронула за локоть. Такси уже ждет, они с Хоуп проводят мать на Паддингтон.

И впрямь знаменательный день, думала Урсула, не веря своим глазам. В такси дочери снова уселись по бокам от нее, и она была тронута — Джеральд никогда не мог бы так ее растрогать. Папы нет, но мама с ними, единственный родной человек — в этом все дело? Поэтому они переменились? Так или иначе, с ней самой творилось что-то необычное, чего не бывало годами. Глаза наполнились слезами, но не теми, которые можно остановить, — настоящий поток заструился по щекам.

— Ой, мама, — прошептала Сара. — Мамочка…

Много лет Урсула не испытывала такого счастья. Она вообще не была счастлива все эти годы и только теперь ощутила невероятную радость, потому что Сара и Хоуп были так добры с ней, даже поцеловали на прощание. Хоуп не целовала ее с детства. Все трое обнялись, крепко, по-настоящему, потом девочки отправились по своим делам, а Урсула, убедившись, что такси уехало, купила в магазине копченого лосося, сэндвич с кресс-салатом и бутылку свежевыжатого апельсинового сока — для обеда в поезде, в купе первого класса.


Саре казалось, что она переживет этот странный поступок отца, смену фамилии, по каким бы причинам он это ни сделал. Вроде бы она уже начала смиряться. Действительно, ничего страшного. Плохо другое: открытие прервало работу над книгой. Она застряла, это напоминало творческий кризис. Отец, наверное, сказал бы: когда первые главы получаются недостаточно живыми или в них чего-то не хватает, тяжело работать с прежним энтузиазмом, пока не перепишешь эти страницы. Если же исправить начало невозможно, лучше вовсе отказаться от задуманного.

Но Сара не могла выправить первые главы, поскольку пробелы нечем заполнить. Работать совершенно расхотелось. Как писать о человеке, родившемся заново в двадцать пять лет? О человеке, который в этом возрасте впервые поступил на работу? «Вестерн Морнинг Ньюс» ответила на ее запрос. У них сохранилась запись: Джеральд Кэндлесс работал корреспондентом газеты в Плимуте с лета 1951 и до конца 1957 года. Она даже прочла его статью о Суэцком кризисе 1956 года, про то, как солдаты отплывали из Египта в Плимут. Но до 1951 года — никаких следов.

Осмотр отцовского кабинета принес одно разочарование. Джеральд не отличался педантичностью, но и в неаккуратности его не упрекнуть. Он не вел каталог, однако в ящиках стола все убрано. Письма хранились в конвертах, но уцелели далеко не все. Хотя на предложение матери Сара ответила резко, она все-таки просмотрела письма. Непонятно, по какому принципу отец их отбирал. Потом ее посетило неприятное откровение — Джеральд берег письма богатых и знаменитых, звезд и известных писателей. От дружеской корреспонденции он избавился. Невольно пришла мысль, что он рассчитывал на посмертную славу и на то, что эти письма включат в его биографию.

Но что в таком случае делать с отрезанными детством и юностью? Наверное, не задавать вопросов. Принять как данность, пройти мимо, поспешить вперед. И почему он не вел дневник? Не вполне доверяя словам матери, Сара поискала дневник, но нашла только записные книжки с наметками сюжетов, характеров, тем.

Всю субботу Сара просидела в кабинете, вечером сходила в паб в Барнстепле, а оттуда поехала в ночной клуб выпить с друзьями. Среди них опять оказался Адам Фоли, хотя его не приглашали. То ли он дружил с Александром, то ли раньше встречался с сестрой Рози, Сара не помнила. Его семья по выходным отдыхала в коттедже поблизости от Барнстепла.

О том телефонном разговоре и ее холодном отказе они не вспоминали, но Адам был явно обижен. Наверняка. Он болтал со всеми, обходя вниманием одну Сару. Ее небрежное «Извини, я занята, не могу», похоже, глубоко задело парня. Ну и ладно, Сара и сама не станет с ним говорить. Хотя жаль, он необычайно привлекателен, просто до ужаса: волосы черные, кожа с темным отливом. Худой. Саре нравились его худоба, изящная походка — такой небрежный, легкий, беззаботный. А она его отшила.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация