— А была? — шепотом выговорила она.
— Нет.
— Джеральд, чего ты хочешь от меня?
— Ничего, — повторил он.
К тому времени Урсула повзрослела. Она уже меньше боялась мужа.
— Так не годится, — сказала она. — Этого недостаточно. Я заслуживаю более честного ответа.
Джеральд вздохнул. Как ни странно, ей припомнилась строка Шекспира. Когда-то в школе Урсула играла леди Макбет, и сейчас выплыло это стихотворение: «Сердце чем-то больно». Он вздохнул так, словно сердце его было чем-то больно:
— Когда мы поженились, я думал, что справлюсь. Думал, у нас получится. — О детях он не упомянул ни словом. Это происходило за четырнадцать лет до «Впроголодь». — Это не моя вина и не твоя.
— Объясни хотя бы, в чем дело.
— Попытаюсь. Отчасти. — От больного сердца его лицо посерело. — Задолго до встречи с тобой я сделал… одну вещь. Сделал случайно, по неведению. Не подлость, не преступление, но это разрушило мою жизнь. Я исправлял ее, как мог, но было поздно. Прости, нет сил об этом говорить. Когда-нибудь попытаюсь написать — в старости, может быть.
— Но при чем здесь я?
Джеральд словно не слышал вопроса:
— Мы не любим людей, которым причинили зло. Я знаю, что причинил тебе зло, вот в чем дело. Если тебе от этого легче — у меня никого нет. Полное и безусловное воздержание, можешь поверить.
Урсула поверила, но легче ей от этого не стало. Получается, зря она тратилась на сыщика. Брат Ян недавно развелся и женился на Джуди — как раз вовремя, чтобы их ребенок считался законным. Родные Урсулы убедились, что развод еще не конец света и возможен повторный брак. Кстати, и Роджера Паллинтера только что оставила жена.
— Ты просишь, чтобы я осталась с тобой? — собравшись с духом, спросила она.
— Нет, — ответил Джеральд. — Я ни о чем не прошу и ни на что не рассчитываю.
Урсула надеялась услышать, что он этого хотел бы, что она ему нужна. Но он сказал:
— Раз уж мы заговорили откровенно, могу признаться: мне все равно, останешься ты или уйдешь. Поступай как знаешь. Детьми ты никогда особенно не интересовалась, и они, разумеется, будут жить с отцом.
Ничего более жестокого Урсула в жизни своей не слышала. Это потрясло ее так, что дыхание перехватило, и она замолчала. В ту ночь она горько плакала. На следующий день, в воскресенье, в газетах появились первые отклики на «Мольбы» — книгу приняли гораздо лучше, чем все его прежние работы. Критики заговорили о человечности Джеральда, о его сострадательности, о способности воспроизвести на страницах книги ту магию, которая соединяет мужчину и женщину.
Он поехал в Гонтон и скупил все газеты. Ничто не радовало его больше, чем положительные отзывы, и никогда еще его так не хвалили. Он передавал газеты Урсуле через стол. Не успевала она просмотреть одну рецензию, как он зачитывал ей вслух другую, смеясь от счастья, один раз даже по-детски захлопал в ладоши. По-видимому, напрочь забыл вчерашний разговор или не придавал ему значения.
А теперь она должна стать его душеприказчицей, способствовать распродаже последней книги. Шагая по Рассел-сквер к метро, Урсула перебирала в уме все мероприятия, о которых с энтузиазмом поведала эта женщина, Элен Киркман: выступить на радио, в «Калейдоскопе», поговорить о творчестве Джеральда, потом еще телепрограмма «Книжный червь», интервью в «Гардиан» и «Таймс». Она призналась Элен и Роберту Постлю, что последний раз читала (или хотя бы держала в руках книгу Джеральда) двенадцать лет назад.
А теперь еще и это — Джеральд оказался не тем, за кого себя выдавал. Совершенно очевидно, что Роберт и Элен ничего не знают. Им неизвестно, как глубоко задело Урсулу это известие, каким чужим и страшным стал для нее дом. Она сразу же решила продать его и переехать. Заставила себя подождать до утра, не действовать под влиянием момента. Но солнце зашло и вновь поднялось, а Урсула все так же твердо намеревалась избавиться от Ланди-Вью-Хауса.
Вернувшись домой, она разберет все бумаги, закончит дело, которое было начала, но отступила в страхе. Наведет порядок, стерильную чистоту, уничтожив все следы Джеральда, и тогда выставит дом на продажу. Вот о чем размышляла Урсула, когда встретилась взглядом с Сэмом Флемингом.
Первая реакция была детской: захотелось спрятаться. Не попадаться ему на глаза или, по крайней мере, сделать вид, будто она его не заметила, проскользнуть мимо, глядя под ноги. Но поздно — он увидел ее и протянул обе руки:
— Урсула!
Щеки заалели.
— Привет!
— Постойте, я угадаю. Вы были в издательстве?
Особой проницательности для этого не требовалось. Зачем еще она приехала бы в Лондон — чтобы посетить Британский музей?
— Я спешу на электричку, — сказала Урсула.
— В котором часу ваш поезд?
Она ответила честно — и тут же пожалела об этом: не могла соврать, перенести отправление на полчаса раньше!
— У вас много времени в запасе, — сказал Сэм. — Мы вполне успеем выпить по чашке чая.
Сидя напротив него в кафе, Урсула подумала, что вполне может высказать свои мысли вслух. Терять ей нечего. В эту минуту, помешивая чай, она вдруг поняла, что терять нечего — все потеряно.
— Зачем вы пригласили меня? — спросила она, прямо глядя Сэму в глаза. — Если бы вам хотелось повидаться, вы бы мне позвонили. Случайная встреча. Вы стараетесь быть вежливым? Нет никакой надобности.
— Я звонил вам, — сказал Сэм. — Звонил дважды. В первый раз мне сказали — я, признаться, не поверил, — что я не туда попал, во второй раз не застал вас, но просил передать мой номер телефона.
— Ясно. — Значит, это было в выходные, когда девочки гостили дома. — Наверное, вы говорили с моей дочерью. Мне ничего не передавали.
— Я хотел объяснить, что хотел поближе познакомиться с вами вовсе не ради книг вашего мужа. Не ради драгоценных первых изданий. Это просто смешно. Я хочу узнать вас потому, что вы мне нравитесь. Вы очень привлекательны. Мы могли бы найти общий язык.
— Спасибо за откровенность, — сказала она.
— Я по-прежнему уверен в этом. Более чем когда-либо. Эта случайная встреча — счастливое совпадение. Мне невероятно повезло.
— Не совсем случайная. — поправила Урсула. — Неподалеку находится ваш магазин, так? Каждый день примерно в это время вы проходите по площади. Однажды и мне пришлось пройти здесь. — На миг она ощутила отголосок того чувства, которое поразило ее — да, поразило как болезнь, тогда, летним вечером в отеле. Голос Сэма, его лицо, столь явное желание понравиться ей… Уже много лет никто за ней не ухаживал. — Мне пора на поезд, — объявила она.
— Я пойду с вами. Провожу вас. Так ведь обычно делается?
Урсула заверила Сэма, что провожать ее не стоит. Всего одна остановка до Кингс-Кросс и пересадка на кольцевую линию. Спасибо, что предупредили, откликнулся Сэм, но вообще-то он знаком со схемой лондонского метро, и это не помешает ему проводить Урсулу.
