— Можете вычесть стоимость пиццы из моего следующего чека.
— Господи! Вы же сами сказали, это недорогое кафе. — Сара нетерпеливо взмахнула руками. — Ну, так что вы собирались рассказать?
— Вы останетесь довольны. Первый шаг сделан: скоро мы узнаем, кем был ваш отец. — Он достал из кармана куртки небольшой блокнот. — Помните, мы составляли список людей, которые заходили к Кэндлессам, кто мог знать о смерть мальчика?
— Разумеется. Мясник, булочник, свечной мастер. Молочник, врач, дантист — последнего, как выяснилось, не было. Но я думала, вы сегодня занимались мотыльками.
Принесли пиво и вино. Сара жадно отпила из бокала. Джейсон выждал, пока она опустит бокал на стол, и продолжал:
— Вот именно. Это связано с мотыльком. Мотылек подсказал мне, кем был отец вашего отца. Так мне кажется. Посмотрим, что вы на это скажете. Два мотылька, верно? Оба черные. — Джейсон сверился с записями в блокноте. — Большой, Odezia atrata, чернее. И в одной из книг о маленьком, Epichnopterix plumella, написано, цитирую: «Однако не вполне соответствует природе, что он не столь черен, как его наставник, ибо последний обычно присматривает, чтобы его ученику доставалась большая часть работы, к тому же по его мальчишеской природе даже относительная чистота показалась бы недостатком».
— О чем вы говорите? Когда это было написано?
— В тысяча девятьсот третьем году.
— Что за ученик, наставник?
— У этих мотыльков, помимо латинских названий, есть обычные. Odezia atrata в народе именуется «трубочистом», a Epichnopterix plumella — «сын трубочиста». Как вам это?
Никогда прежде Сара не видела, чтобы человек «пожирал» пищу, но именно так Джейсон расправлялся со своей гигантской пиццей. Он протянул ей миску с чипсами, она отрицательно покачала головой. Ей бы еще вина. Бокал вина, чтобы притупить отчаяние, унять возбуждение.
— Значит, вы утверждаете, что мой дед был трубочистом? И папа в какой-то книге прочитал про этого мотылька, название показалось ему занятным. Мотылек подходил в качестве герба тому, кто на самом деле был «сыном трубочиста»?
— Именно.
— Вы молодец, Джейсон, просто молодец! Что бы я без вас делала?
Он уже уничтожил половину пиццы. Оторвавшись на миг от тарелки, Джейсон встретился взглядом с Сарой и ухмыльнулся. Когда он улыбался, под натянутой испещренной шрамами от прыщей кожей проступал череп.
— Можете что-нибудь вспомнить в связи с этой теорией?
— Кое-что. Отец рассказывал нам с сестрой сказку. Герой, мальчик, лазил по трубам. Папа рассказывал нам о его приключениях. Когда я выросла, то решила, что папа взял сюжет из книги Кингсли «Водяные дети», отчасти так оно и есть, но, видимо, отчасти эта история основана на реальных фактах.
— Ваш отец не лазил по трубам. Это были уже тридцатые годы.
— Но его отец лазил. Это вполне вероятно. Лазил, или прочищал их щеткой, или как там это делалось. А он — сын трубочиста. Черный мотылек — его тайная шутка.
— Которой он с вами не поделился.
От этой реплики Саре сделалось не по себе. Неприятно представлять себе, как отец натыкается в книге на описание черного мотылька, читает его латинское, а потом английское название, как обычно, суховато посмеивается и принимает решение: поместить на своих книгах эмблему, эзотерический знак, как личную шутку. Себе Сара могла признаться, что ревнует. К кому? К мотыльку?
— Джейсон, — сказала она. — Ваша бабушка должна помнить трубочиста, верно? Должна знать его имя, может, что-то еще?
— Попробуем узнать, — согласился он.
Ланди-Вью-Хаус был пуст. Никогда прежде родительский дом не пустовал к приезду Сары. Хорошо еще, догадалась взять с собой ключ. Отопление выключено, внутри холодно. Сара занервничала. Ветер усилился, подгоняя дождь, высокие волны бились о подножие утеса. Заглянув в гараж, Сара убедилась, что машины матери нет. Ей начала мерещиться авария на дороге, но легкую тревогу за мать поглотили обида и горе: никогда не случалось, чтобы она приехала домой и никто не встретил, не посадил за стол, не предложил вина, не расспросил, как прошла неделя. Будь отец жив… На глаза навернулись слезы. Сара сердито вытерла глаза, налила себе виски и включила обогреватель.
По крайней мере, теперь она может без свидетелей позвонить Джейсону Тэйгу, и пусть мама платит за долгий междугородный разговор. С бокалом виски в одной руке и телефоном в другой Сара устроилась в «папочкином кресле» и помедлила, прежде чем набрать номер Ипсвича.
С тех пор как Джейсон выяснил английское название черного мотылька, Сара ощущала и большую близость к отцу, и большую отдаленность. Они стали ближе, потому что, когда обнаружилась связь его прошлого с маленьким черным рисунком на суперобложке, Сара, хорошо зная отца, могла представить себе, как он читает научную книгу, растягивает губы в угрюмой усмешке, а потом, если кто-то спрашивает, откуда взялся мотылек, отвечает скупо: «Это мое личное дело. Шутка для меня одного». Что бы он сказал, спроси Сара об этом? Или Хоуп? И это теперь отдаляло ее от отца: тайна, которую он столь успешно скрывал от дочерей. Сара погладила подлокотник кресла. Ладони отца вытерли вельветовую обивку. Отставив свою руку там, где прежде лежала отцовская рука, Сара взялась за телефон.
Гудок за гудком. Она уже решила, что никто не подойдет, и хотела положить трубку, но тут раздался голос Джейсона:
— Алло?
Почему-то она ожидала, что он запыхается, прибежит к телефону, однако Джейсон говорил спокойно, почти равнодушно.
— Я спросил бабушку. Трубочист у них бывал, но его имени она не помнит. Это уж слишком.
— Врача-то она не забыла, — заметила Сара.
— Слушайте, она и так чудо природы, если учесть ее возраст. Надеюсь, мы с вами сохраним столь здравый ум, когда покроемся морщинами.
— Ладно, ладно, я не хотела проявить неуважение.
Обращаясь к кому-то, к другому обитателю дома, Джейсон попросил:
— Ты бы прикрутил радио. Извини, но я собственного голоса не слышу. Сара, она попытается вспомнить. Подумает, можно ли как-нибудь уточнить. Пусть она не помнит имени, зато вспомнила многое другое. Подождите, сейчас принесу записи.
Сара ждала. Радио, которое так и не приглушили, играло музыку, какую обычно можно услышать, позвонив в офис фирмы и ожидая, пока примут твой заказ. Вот-вот раздастся голос: «Пожалуйста, подождите. Наши агенты ответят на ваш звонок». Бетховен, «К Элизе». «Джейсон», думала она, чем плохо это имя? Язон, греческий герой, добыл золотое руно, стал царем и женился на Медее. Дэвид — тоже герой, и звучит немного похоже на «Джейсона», но ведь не кажется нелепым, и Адам…
Джейсон вернулся:
— Вот что она помнит: ее брат умер двадцатого апреля, в среду. Он заболел в понедельник восемнадцатого, а умер в среду. Врач приходил несколько раз, но в больницу мальчика не клали. Он умер дома. В четверг, двадцать первого, пришел трубочист — по предварительной договоренности. Зима кончилась, печь больше не топили, и Кэтлин Кэндлесс, моя прабабушка, приступала к весенней уборке, которая начиналась с чистки дымохода. Бабушка говорит, в четверг утром, ровно в восемь, трубочист стоял у двери, и ее послали попросить его прийти в другой раз. Потом вышел отец, сказал трубочисту, что мальчик умер накануне, и договорился на следующую неделю.
