– Я тебя русским языком спрашиваю, – прервала она,
не дослушав, – сколько строк ты принесла?
– Тридцать! – отчеканила я, как дисциплинированный
солдат на плацу.
Давай! В газете окно как раз на тридцать строк: была статья
на правах рекламы о корме для попугаев, а рекламодатель не оплатил.
Вот так у нас всегда. Если статья из нашего отдела попадает в
номер, так это только потому, что кто‑то вовремя не заплатил за рекламу.
Но на этом, естественно, неприятности не кончились.
Когда газета уже ушла в печать, Гюрза наконец соизволила
прочесть статью в гранках и прямо позеленела:
– Петухова! Тебе что, надоело у нас работать?
– Да как вам сказать… – протянула я уклончиво.
– Ты не стесняйся, если надоело, ты так и скажи, мы
тебя удерживать не будем. Ты скажи мне, Петухова, откуда у тебя такая
информация? Это же полный бред! Ты же меня подставила перед руководством! Хоть
бы дала прочесть свою писанину, прежде чем отдавать в печать!
Ну вот это уже действительно полный бред. Мало того, что моя
статья лежала у Гюрзы на столе, так ведь она сама ее и отдала в печать! Да
иначе у нас и не бывает, любые материалы в печать идут только через нее! Но она
– начальник, а значит, спорить с ней нельзя. По уставу не положено. Поэтому я
стою и молчу. К счастью, снова позвонил Главный, и Гюрза упорхнула в высшие
сферы на летучку. Метла у нее для таких целей всегда в коридоре стоит,
припаркована.
Карина была очень скрытной девушкой.
Когда в разговорах с подругами заходила речь об источниках
ее благосостояния, об источниках тех денег, которыми Карина оплачивала свою
квартиру и ее обстановку, роскошные тряпки из дорогих бутиков и посещение
престижных клубов, элегантный маленький «рено» и поездки на Канары или
Мальдивы, Карина загадочно улыбалась и давала понять, что это ее тайна, ее
маленький девичий секрет.
Слегка раскосые глаза Карины, ее экзотическая восточная
красота наводили любопытных подруг на мысли о башкирской нефти или якутских
алмазах, но дальше туманных предположений дело не шло.
С другой стороны, судя по загадочности, которой Карина
окутывала свою жизнь, по осторожности ее немногочисленных романов, по тому, как
она строго избегала наркотиков, тяжелых безобразных попоек и публичных
скандалов, подруги предполагали, что деньги у Карины не от родителей, а от
«папика» – немолодого богатого содержателя, которого Карина тщательно скрывает
и который требует от нее соблюдения определенных правил поведения.
Действительно, те девушки, которые существовали на
родительские деньги – например, Катя Нурепова, дочь бензинового магната, или
«мукомольная принцесса» Рената Агапова, – отказывались от кокаина только
ради «звездной пыли», трезвыми бывали не чаще раза в год, любовников меняли
чуть ли не ежедневно, а в громкие скандалы попадали и того чаще: родители все
простят и вытащат из любой лужи.
На их фоне Карина выглядела тихоней и скромницей. На версию
«папика» работало и то, что очень часто в клубе или в. бутике, на престижной
тусовке или крутой вечеринке в сумочке у Карины звонил мобильник, она слушала
несколько секунд и тут же срывалась с озабоченным видом, отвечая на вопросы
любопытных подруг только загадочным взглядом своих раскосых восточных глаз.
«Труба зовет! – ехидно переглядывались подружки, как
только Карина исчезала из поля зрения. – «Папик» стосковался и бьет
копытом!»
А Карина, прослушав сообщение, ехала всего лишь в
круглосуточный универсам на проспекте Просвещения.
На мобильный ей звонил не загадочный богатый покровитель, а
скромная старушка, которая за небольшую добавку к пенсии выполняла роль
диспетчера. Ей звонили по домашнему телефону и сообщали, что поезд из Минска
задерживается на двадцать, тридцать или сорок минут. Старушка должна была
немедленно перезвонить по мобильному телефону и повторить ту же самую фразу.
Услышав это сообщение, Карина приезжала в универсам через час двадцать минут,
или через полтора часа, или через час и сорок минут соответственно.
В назначенное время она должна была взять на полке в
универсаме крайнюю справа коробку кукурузных хлопьев. Дома, открыв эту коробку,
она находила внутри дискету, содержавшую очередной заказ.
Раз в три месяца дискета содержала вместо заказа новый
порядок связи: менялся универсам, менялся тип коробки, служившей контейнером
для передачи сообщений. Неизменным оставалось одно: надежность и анонимность
связи.
Карина ни разу не видела заказчика. Дискету, содержавшую
информацию о заказе и порядке расчетов, она уничтожала, предварительно запомнив
все необходимое.
Вот и сейчас, сорвавшись из‑за столика по звонку
мобильного телефона, Карина доехала до проспекта Просвещения, в точно
назначенное время вошла в универсам, взяла с полки коробку хлопьев, прихватила
для себя йогурт и поехала домой.
Дома она вынула из коробки дискету, вставила в дисковод.
На экране монитора появилось невзрачное женское лицо, адрес
и имя: Алевтина Ивановна Фадеева.
Алевтина Ивановна Фадеева работала в отделе нежилого фонда.
Этот отдел занимается учетом помещений, непригодных для жилья: допустим,
слишком темных или лишенных бытовых удобств, необходимых каждому современному
человеку. В некоторых случаях недостатки, присущие этому самому нежилому фонду,
превращаются в огромные преимущества. Помещение, непригодное для жилья, тем
самым становится «коммерческой недвижимостью», то есть в нем можно открыть
магазин, или кафе, или маленький, но очень рентабельный цех по производству
высокосортного индийского чая из дешевого грузинского сырья и ярких упаковок,
напечатанных в соседней типографии.
Короче, нежилой фонд может приносить большие прибыли.
Поэтому, множество людей постоянно пытается перевести то или
иное помещение из жилого фонда в нежилой, то есть признать его не пригодным для
жизни.
Вот тут‑то на сцене появлялась Алевтина Ивановна. Она
осматривала помещение, и с ее органами чувств происходили какие‑то
чудеса. Особенно подводили ее глаза: им определенно не хватало света, и
помещение признавали слишком темным для проживания; также глаза Алевтины
Ивановны в упор не замечали санузел и прочие удобства, оборудованные
владельцем. Кроме того, Алевтина Ивановна ужасно мерзла – и помещение оформляли
как неотапливаемое.
Конечно, все эти чудеса приходилось оплачивать, и оплачивать
довольно щедро, иначе в помещении ста??овилось светло, как в операционной, и
тепло, как в машинном отделении «Титаника».
Само собой разумеется, Алевтина Ивановна делилась полученной
контрибуцией с вышестоящими товарищами, и те в свою очередь закрывали глаза на
ее временную слепоту. Помещение благополучно признавали непригодным для жизни,
открывали в нем ночной клуб или обувной магазин, и все расходились, довольные
друг другом.
