Мне вспомнилось начало этой истории. Случайная, наугад
взятая заметка из газеты… Маленькая, никому не известная фирмочка… И название
такое уютное, как домашняя лапша… Я ведь была уверена, что от статьи никому не
будет плохо… Как это говорил Петр Ильич? «Если информация выдуманная, значит,
нет никакого ее искажения». Действительно, ну что такого могли предъявить
Ахтырскому милиция и налоговая, если у него все было в порядке? Нельзя же
предъявлять претензии к фирме из‑за какой‑то паршивой заметки в
газете! Со временем от Ахтырского все бы отстали. Даже меня он не смог бы
привлечь за клевету – ведь в первой статье не говорится ничего определенного,
одни намеки…
Но вот как все обернулось: у человека не выдержало сердце. И
кроме того, что теперь я буду мучиться совестью до могилы, мне еще могут
предъявить вполне конкретное обвинение… как это формулируется: «действия,
повлекшие за собой смерть потерпевшего». Конечно, тут руку приложила не я одна;
нервы мотали ему после статьи и милиция, и налоговая полиция… Но они‑то
уж как‑нибудь отмажутся. А я буду крайней.
В таких растрепанных чувствах я вернулась домой, потому что
в редакции появляться не было сил. Не успела я бросить куртку на стул в
прихожей, как раздался звонок в дверь.
– Кого еще нелегкая принесла? – не стесняясь,
громко заворчала я, открывая.
– Что‑то ты, Сашок, сегодня неласково
встречаешь! – На пороге стояла Ираида.
– Ой, извини! – спохватилась я
Ираида вошла и бросила быстрый взгляд на вешалку.
– Нету их, – расстроила я ее, – сегодня
культурная программа. Сначала по городу гуляют, потом в «Луне» обедают, потом в
театр идут…
– Вот как, – проговорила Ираида с совершенно непередаваемой
интонацией.
– Ты только не уходи, – обратилась я к ней
просительным тоном, – посидим, поедим чего‑нибудь, покурим,
поболтаем…
Я и вправду была ей рада: оставаться одной в пустой квартире
с ужасными мыслями – перспектива не из приятных.
– Что‑то у меня тонус понизился, –
пожаловалась Ираида, усаживаясь на кухне с сигаретой, – выбила меня
история с соседкой из колеи, ночами спать не могу, все кажется, что наверху кто‑то
ходит.
– Мистика! – усмехнулась я.
– Точно, – согласилась Ираида, – и ведь знаю,
что никого там быть не может, а все равно вскакиваю.
– Кому квартира‑то достанется? –
поинтересовалась я – так просто, для поддержания разговора.
– Да черт его знает! – Ираида махнула рукой, так
что пепел с сигареты свалился прямо в цветочный горшок, стоящий на окне.
Отросток монстеры принесла нам Анна Леопольдовна. Мамуля
загорелась желанием вырастить огромную пальму и поставить ее на консоль в
гостиной. Пока что цветок тихо чахнул на кухне, и Леопольдовна ворчала на нас,
что толку с этого не будет.
– Там какие‑то племянники, седьмая вода на
киселе, – продолжала Ираида, – полгода надо ждать, пока все
наследники претензии предъявят.
– Да, знала бы соседка, что помрет, отписала бы в
завещании, кому что хочет отдать… – роняла я ничего не значащие фразы.
Ираида поглядывала на меня очень внимательно, и я ждала
допроса с пристрастием на тему, какие отношения у мамули с Петром Ильичей, и
если близкие, то серьезно ли у них это, и есть ли у Ираиды шансы на успех.
Говорить на эту тему мне очень не хотелось: во‑первых, неприлично
обсуждать с кем‑то поступки родной матери, а во‑вторых, я понятия
не имела, какие же у мамули с Петром Ильичем отношения.
– А что, – начала я, искусственно
оживившись, – милиция точно установила, что с соседкой был несчастный
случай?
– Милиция ничего и не устанавливала, – Ираида
пожала плечами, – сказали: захлебнулась в ванне, потому что заснула. У них
убийств нераскрытых целая куча, так станут они еще смерть в ванне расследовать!
– А не мог ей кто‑то: ну… помочь слегка? –
спросила я, наливая Ираиде кофе.
– Да зачем? Взять с нее нечего… – задумалась
Ираида. – Хотя… квартира, конечно.
Ираиде явно не хотелось идти домой в пустую квартиру с
непонятными звуками сверху. А мне не хотелось ее отпускать, чтобы не оставаться
наедине с грустными мыслями. Поэтому мы перебрасывались словами, как двое
мальчишек ранним воскресным утром лениво перебрасываются футбольным мячом.
– А ты в тот вечер, ну, накануне, дома была?
– Была, конечно, – вздохнула Ираида, – куда
же я денусь?
– Ну‑ну, не раскисай, – усмехнулась
я, – при твоих темпах недолго тебе сидеть в пустой квартире, найдешь себе
кого‑нибудь!
– Твоими бы устами… – протянула Ираида, но я не дала ей
повернуть разговор в сторону личной жизни, а задала новый вопрос:
– Не помнишь, ничего такого необычного в тот вечер не
случилось? Ну, может, звуки какие подозрительные сверху раздавались, голоса…
Ничего такого не было. Тихо было у Алевтины, как в
могиле, – рассердилась Ираида. – Только потом вода полилась. И
вообще, я не прислушивалась, телевизор включен был и видик…
Ираида на мгновение задумалась и взглянула на меня
просветленно:
– Знаешь, единственное, что случилось в тот вечер –
свет вырубился.
– Надолго?
– Минут на сорок… Я еще порадовалась, что детектив по
видику смотрю, а то так и не поняла бы, кто убийца.
– Ну и кто же убийца? – лениво спросила я.
– Ты не поверишь! Но не буду рассказывать, а то
неинтересно смотреть будет, я тебе кассету принесу, называется «Тайна могилы».
– Этого мне еще не хватало, – скривилась я, –
столько рецензий пишу по должности, надоело до чертиков…
– Слушай! – Ираида вскочила, с грохотом опрокинув
стул, так что несчастная монстера чуть не свалилась с подоконника. –
Слушай, а ведь в том фильме Мишель Пфайффер тоже пытались утопить в ванне!
– Утопили? – из вежливости поинтересовалась я.
Нет, ты слушай! Он сделал ей укол, ее вроде как
парализовало, и он ее – в ванну! Сейчас, говорит, вода до края дольется, ты и
потопнешь… Вот какая сволочь! А я, говорит, уйду, и тебя только утром найдут и
скажут, что заснула в ванне…
– Прямо как твоя Алевтина Ивановна…
– Именно! У меня ночью‑то в голове один ремонт
был, эта самая «Тайна могилы» из головы вылетела совсем. А теперь даже
удивительно, как все совпало…
– Ну а утром‑то ты ничего такого не заметила
странного?
– Ты считаешь, что это не странно – найти соседку
мертвой в ванне? – спросила Ираида. – Мне, знаешь, и этого хватило.
Она попробовала кофе, который безнадежно остыл, и
поморщилась. Чтобы поднять нам обеим настроение, я достала из буфета коробку
конфет, которую принес третьего дня Петр Ильич. Коробка была огромной, как мы с
мамулей ни старались, уничтожая конфеты, на вид они не убавлялись. Потом я
пошарила в серванте и принесла непочатую бутылку черносливового ликера.
