Телефон молчал. Березкин посмотрел на часы. Была уже
половина первого. Есть не хотелось, но он решил дойти до буфета и взять хотя бы
кофе с бутербродом, чтобы вся эта сволочь не думала, что он испугался и
отсиживается у себя в кабинете.
Надев решительное и волевое лицо, привычно подняв левую
бровь, он прошел приемную, уловив в Ольгиных глазах прежний испуг и неизбежное
любопытство, чеканя шаг, преодолел сто пятьдесят метров, отделявшие его кабинет
от закрытого «председательского» буфета, сел за стол с мрачным и начальственным
видом.
Официантка Лена появилась на третьей минуте. Это само по
себе плохо. Слишком долго. Раньше она укладывалась в минуту. Но еще хуже было
то, что она положила перед ним меню – выбирай сам.
Раньше она угодливо склонялась, придвигая податливый
аппетитный бюст, и интимным полушепотом сообщала, что сегодня особенно хороша
паровая осетрина, или грибочки, или судак орли.
А сейчас – бросила на стол меню, стоит прямо, как
Александрийская колонна, и ждет указаний.
Черт, черт! Никто не чувствует настроений и намерений
руководства так, как эта челядь. Что же творится, что происходит? Неужели все
из‑за дурацкой статейки, из‑за публикации в газете? Да кто у нас
обращает внимание на прессу? Вон, генпрокурора в порнофильме показали – и
ничего! Компромат мерили чемоданами, взвешивали на грузовых весах!
– Кофе и бутерброд с бужениной! – бросил
официантке. – Буженина свежая?
– Нормальная, – кинула, как рубль бомжу, и пожала
плечами.
Ну, милочка, ты у меня долго не проработаешь! Вот кончится
эта история, рассосется, и я лично позабочусь… и о вахтерше тоже… а может,
потому и хамят, что знают – не рассосется?
Съел буженину, не почувствовав вкуса, вернулся в кабинет.
Проходя через приемную, на всякий случай осведомился, не звонил ли Сам? Ольга
испуганно помотала головой. Закрыл дверь, торопливо сбросил напряжение с лица,
снова раскрыл папку.
И тут телефон зазвонил.
Алексей Игоревич едва не сорвал трубку в первую же секунду,
так извелся от ожидания и неизвестности, но все же взял себя в руки, переждал
три звонка, чтобы дать почувствовать свою занятость, два раза глубоко вдохнул и
выдохнул, успокаиваясь, и, наконец, снял трубку.
– Березкин слушает.
– Я все знаю, – раздался в трубке незнакомый
жаркий женский голос.
– Что? Кто? Кто это говорит? – забормотал
Березкин, судорожно пытаясь припомнить, знаком ли ему этот голос. – Что вы
знаете?
– Про Ивана Андреевича, – жарко прошелестело в
трубке. – Ты думаешь, это сойдет тебе с рук? Ты меня оставил в нищете!
– Да кто это говорит?
– Ты – убийца!
– Что за чушь вы несете! – Березкин хотел бросить
трубку, но не мог решиться, он пытался понять, что стоит за этим диким звонком?
Рука, державшая телефонную трубку, дрожала, но он не замечал
этого, как не замечал и того, что его лоб покрылся мелкими капельками пота.
– Я знаю, что ты сделал это, – проворковал женский
голос, – не сам, конечно, ты все делаешь только чужими руками, но все
равно это – ты! И я могу это доказать, у меня есть убедительные улики!
– Кто вы, кто это говорит? – Березкин даже сам не
узнавал своего голоса, таким он стал сиплым и растерянным.
– Ты знаешь, кто это говорит. Это Лика. Ты оставил меня
нищей. Иван был для меня всем. – В трубке послышался ненатуральный
всхлип. – Смерть любимого человека ничем нельзя возместить, но помочь мне
деньгами ты просто обязан!
– Господи, кто это? – повторял Березкин как
заведенный. – Какая Лика? Я не знаю никакой Лики! И вообще, что за дикий
разговор? Я ровным счетом ничего не знаю о смерти Антонова!
– Еще как знаешь, – раздалось в трубке, – но
в одном ты прав: этот разговор не телефонный. Я с тобой свяжусь. И запомни:
если ты не поможешь мне, тебе уже никто не сможет помочь!
В трубке раздался сигнал отбоя. Березкин еще долго сидел за
столом, тупо уставившись в яркий календарь на противоположной стене. Что
происходит? Кто‑то хочет с ним разделаться, но кто?
Лика проснулась от звонка. Последнее время она часто
просыпалась от звонка, но, проснувшись, осознавала, что звонок ей просто
приснился. После смерти Ивана Андреевича у нее что‑то случилось с
нервами. Раньше она даже не думала, что они у нее есть – нервы. Ей казалось,
что все, кто на них жалуется, просто хотят выпендриться, привлечь к себе
внимание, хотят, чтобы с ними носились, подавали лекарства, смотрели с жалостью
и участием. Но теперь, после смерти богатого любовника и связанного с этим
скандала, она сама стала вздрагивать, оборачиваться на улице: ей казалось, что
кто‑то смотрит ей в спину. И начались проблемы со сном. Ночью она долго
не могла заснуть, смотрела ночные телевизионные каналы, даже стала читать, чего
с ней раньше никогда не случалось. Засыпала только под утро и потом спала до
полудня, а то и дольше, и просыпалась от звонка в дверь.
Проснувшись, в первый момент она думала, что пришел Иван
Андреевич и нужно открыть ему… Но потом окончательно приходила в себя и
вспоминала, что Антонова нет, он убит – и испытывала сложное противоречивое
чувство. С одной стороны – освобождение: больше не будет его нездорового
дряблого тела, скучных, жадных торопливых объятий, лживых похотливых глаз.
С другой стороны, ей чего‑то стало не хватать… Ей
хотелось связанного с Антоновым чувства значительности, влияния, почтительных
улыбок ресторанной обслуги. Ей стало без Антонова просто скучно. Да и деньги,
хоть он и давал ей довольно много, и у нее хватило ума кое‑что
откладывать, – тем не менее их было явно недостаточно, и скоро это уже
станет настоящей проблемой…
Короче, Лика просыпалась и осознавала, что звонок в дверь ей
просто приснился, а Антонова уже нет в живых.
Но на этот раз звонок раздался снова, после того, как она
уже окончательно проснулась и вспомнила о своей скучной свободе. Звонок
прозвучал еще раз – вежливый, деликатный. Так не звонят участковые милиционеры,
находящиеся при исполнении, так не звонят сотрудники энергосбыта или горгаза,
исполненные чувства собственной значимости, так не звонят молодые люди до
двадцати лет, уверенные в том, что весь мир им что‑то должен и не
торопится отдавать долги.
Так звонят вежливые соседки, заглянувшие за щепоткой соли
или стаканом муки, так звонят работники кабельного телевидения, собирающие
квартальную плату, так звонят сотрудники агентств по опросу общественного
мнения – короче, так звонят люди, которым от тебя что‑то нужно и которые
поэтому становятся вежливыми.
Поняв характер звонка, Лика не стала торопиться: если надо –
подождут. Она потянулась, встала с кровати, накинула на голое тело легкий
домашний халатик, бросила взгляд в зеркало, пару раз прошлась щеткой по пышным,
даже со сна красивым волосам, бросила взгляд на часы, весело удивилась тому,
что проспала до часу дня, и только потом пошла к двери.
