Я принарядилась, зачесала волосы и, внимательно оглядев
свитерочек, подобрала ему в тон губную помаду – валялась какая‑то в ящике
с незапамятных времен. Поглядевшись напоследок в зеркало, я сама поразилась
полученному эффекту. Яркие губы очень оживляли лицо, и глаза приобрели этакий
таинственный блеск… Пожалуй, мамуля не так уж неправа, что придает такое
значение косметике и одежде.
Застолье было шумное и веселое: моя мать умеет принять
гостей. Я скромно сидела в уголке, потому что мамулины знакомые не вызывают у
меня интереса – другое поколение, сами понимаете. Я вообще не люблю застолий,
потому что не ем мяса. Не подумайте, что выпендриваюсь или комплексую по Фрейду
– мол, в детстве в деревне зарезали любимую курочку или поросеночка. Я вообще в
деревне была два раза в жизни, и никаких курочек там и в помине не было. Просто
в моем раннем детстве родители с удивлением обнаружили, что у меня стойкое
отвращение к мясу. Тошнит меня от всего мясного похлеще, чем беременных!
Проблемы начались в детском саду: там никто не хотел со мной
возиться и пытались заставить есть насильно. Родители таскали меня по врачам,
пока один старенький профессор не сказал им в приватной беседе, чтобы оставили
ребенка в покое. Ну не принимает организм мяса, так еще неизвестно, может, это
мы все ненормальные, а не девочка!
До сих пор не могу представить, как можно есть эти ужасные
жилистые куски чего‑то красно‑коричневого…
Вот такая я уродилась. Одна аллергия, одна фобия, а в
остальном, прекрасная маркиза, как поется в старой песенке, все хорошо, все
хорошо!
Так что я смирно сидела, отгородившись графином с клюквенным
морсом, навалив полную тарелку помидорного салата и стараясь не глядеть в
тарелки остальных гостей, которые жадно поедали шашлыки, лично приготовленные
Петром Ильичем.
Вообще гвоздем вечера, несомненно, был Петр Ильич, то есть
мамуля позвала гостей, чтобы продемонстрировать всем именно его. Что уж такого
замечательного она в нем отыскала, понять не могу, но даже голос ее, когда она
обращалась к своему Петеньке, звучал по‑иному: в нем появлялись интимно‑воркующие
нотки. Не могу сказать, чтобы мне это нравилось, но, в конце концов, какое мне
до этого дело! Мамуля хоть и любит повоспитывать, никогда не диктует, с кем мне
проводить время, так могу ли я выражать свое недовольство?
И я решила молчать и наблюдать, все равно больше нечего было
делать. И, к своему крайнему удивлению, я отметила, что не только мамуля
проявляет повышенный интерес к нашему гостю из далекого Зауральска. Ираида явно
положила на него глаз. Она бросала на него томные взгляды, смеялась грудным
смехом и, даю голову на отсечение, наверняка жалась бы под столом к нему мощным
бедром, если бы мамуля предоставила ей такую возможность, то есть если бы они с
Петром Ильичей сидели рядом. Но мамуля была начеку и отсадила Ираиду подальше.
Вечер подошел наконец к завершению, я долго подвигала себя
на мытье посуды и наконец решилась. На кухне уже хозяйничал Петр Ильич все в
том же клетчатом мамулином передничке. Я пригляделась к нему внимательнее: на
вид не такой уж он и пожилой. Из расстегнутого ворота рубашки виднелась крепкая
загорелая шея, весь он был подвижный и подтянутый, одним словом, вполне может
произвести впечатление на женщину старше пятидесяти… Это я про мамулю, но вы
меня не выдавайте…
Мы мирно сосуществовали на кухне, когда появилась утомленная
мамуля. Я ее понимала: самым трудным делом оказалось вытолкать из дому Ираиду.
Но мамуля преуспела и теперь присела на табурет перевести дух.
Мы с Петром Ильичей как раз закончили и подсели к ней, чтобы
спокойно выпить чайку.
– Вот гляжу я на вас, Сашенька, – вкрадчиво начал
он, прихлебывая чай, – и удивляюсь. Такая привлекательная молодая женщина,
умница, и так, простите, нерасчетливо расходуете свои способности!
– Во‑первых, – начала я, поставив чашку и
сообразив, что разговора не избежать, – с чего вы взяли, что у меня
способности? С чего вы вообще взяли, что я умница? Мы с вами почти не
разговаривали…
– Александра! – начала было мамуля, но Петр Ильич
остановил ее легким движением руки.
– Уж простите, если кажусь вам слишком назойливым, но
наше старинное знакомство с Лялечкой, – тут он повернул голову и ласково
поглядел на мамулю, отчего та заулыбалась, как будто услышала, что массажистка
Лина Пантелеймоновна согласна принять ее в любое время без записи, – наше
давнее и близкое знакомство позволяет мне… помочь вам советом…
Я смолчала, потому что в голове вертелась только совершенно
хамские варианты ответов типа: «Не учите меня жить, лучше помогите
материально». Мамуля мне такого в жизни не простит!
Петр Ильич принял мое молчание за согласие на продолжение
нравоучений и проговорил, отечески коснувшись моей руки:
– Насчет ваших способностей я убедился, прочитав кое‑какие
ваши публикации. Лялечка любезно мне их предоставила.
Я в полном удивлении перевела взгляд на мамулю. Она хранит
газеты с моими статьями? Вот уж ни за что бы не подумала!
Мамуля опустила глаза и слегка зарделась.
– Что касается вашего остроумия и привлекательности,
эти качества бросились мне в глаза при первой нашей встрече, – гнул свое
Петр Ильич.
Польстил, ох польстил мне дамский угодник! Однако нужно было
заканчивать бесполезный разговор и идти спать.
– Зауральск – это где? – нарочно грубо спросила я,
чтобы Петр Ильич понял, что ничего ему тут не светит.
Думает, приехал из какой‑то Тьмутаракани, охмурил
старую знакомую и ее дуреху‑дочку, так сразу его и прописали в большом
городе. Как говорится, хоть и северная, а все‑таки столица…
Мамуля прерывисто вздохнула и пошла красными пятнами, Петр
Ильич же, нимало не смутившись, добродушно рассмеялся:‑
– Зауральск – это за Уралом, – ответил он в моем
стиле.
Теперь уже мне стало неудобно: с чего это я так набросилась
на человека? Ну захотелось старичку поболтать, могла бы и потерпеть, тем более
что мамуля к нему явно неравнодушна.
– Что вы хотите мне посоветовать? – устало
спросила я. – Засесть дома на год и написать роман века? Я не смогу, да и
желания нету. Просто стараюсь хорошо делать свою работу, а темы подбирать не
всегда удается самой, вот и пишу, о чем попало.
– Девочка моя! – вскричал Петр Ильич. – Так в
этом‑то все и дело! Вы только послушайте меня, послушайте и не
перебивайте!
Он отвернулся на секунду, и я увидела, как мамуля под столом
показала мне кулак.
– Я вас слушаю, – обратилась я к нашему гостю как
можно любезнее.
– Каким образом в вашей среде добиваются
известности? – Петр Ильич встал и заходил по кухне. – Например, какой‑то
журналист пишет цикл статей на злобу дня. Статьи должны быть хлесткими,
своевременными, интересными. Так?
