Когда с антресолей упал тяжелый чемодан, Марина очнулась. Она обвела глазами комнату. Чужая спальня, чужой мужчина в неряшливо сидящем спортивном трико. Что она-то здесь делает? Марина встала.
– Уже уходишь? – оживился Виктор Павлович.
– Да. Пора.
– Тебе надо отдохнуть. Выглядишь неважно, – проявил он неожиданную заботу.
Марину передернуло. Вот ведь сукин сын! Как же долго он ей морочил голову. А ведь она почти поверила в то, что его отношение к ней выходит за рамки простого дружеского участия. Поездка в Питер, маленькие презенты, ежевечерние звонки и целый океан нежности, сочувствия и заботы… Будет ли это делать мужчина, если женщина ему безразлична? Нет и еще раз нет! Хотя он никогда не говорил ей ни о своей любви, ни о своих чувствах. Неужели она ошибается?
Марина набрала в легкие побольше воздуха.
– Виктор Павлович, я жду ребенка…
Тот взглянул на нее без малейшего интереса.
– Поздравляю. Что говорит счастливый отец? Сергей… Он знает?
– Сергей тут ни при чем…
– Вот как?
– Да. Я не знаю, как сказать… ну да впрочем… Виктор Павлович, это вы – отец ребенка.
Полич вытаращил глаза. Это дикое заявление подействовало на него, как нашатырь на человека, находящегося в глубоком обмороке. Он впервые за эту странную встречу осознанно взглянул на Марину, оставив в покое вещи.
– Ты это серьезно?
– Абсолютно.
Он пожевал губами.
– Мариночка, детка… Сейчас не время. Я занят. Мне недосуг заниматься твоими фантазиями…
– Что значит фантазиями? Вы полагаете, такими вещами можно шутить?
– Марина, угомонись… Я понимаю, у тебя стресс… нервы. Пойди домой, прими душ, успокоительное…
Это было уже слишком! Марина едва ли отдавала себе отчет в том, что говорила и что делала. Она пнула ногой чемодан.
– Да как вы смеете! Вы! Говорите мне про фантазии, а сами бессовестно воспользовались мною. Тогда, в Питере! Вы напоили меня… или я сама выпила слишком… Да это уже неважно! Вы помните, что было дальше? Я не помню, но догадываюсь. Я не осознавала, что делала. Но вы-то должны были понимать. Я вам не давала повода надеяться на то, что у нас могут быть близкие отношения… Кстати, вы заметили, я опять обращаюсь к вам на «вы». У нас никогда не было ничего общего… Если бы не этот ребенок. Но мне он не нужен, как и вам. Боже, как вы могли!
Она зарыдала в голос.
Полич озадаченно смотрел на нее несколько минут, переваривая услышанное. Затем рассмеялся. Он смеялся все громче и громче. Наконец Марина, не ожидавшая такой лавины веселья, перестала плакать и размазывать по щекам слезы. Она недоуменно уставилась на Виктора Павловича.
– Итак, Марина, если я понял правильно твою маленькую речь, ты обвиняешь меня в изнасиловании. Так?
– Вы очень догадливы…
– Браво, Марина! Надо отдать тебе должное. Ты это ловко придумала… Значит, мужа в тюрьму, а меня – в отцы вашего ребенка. Ну, тому сидеть долго. Понятно, что содержать ребенка он не сможет. Моя кандидатура, стало быть, самая подходящая. А я еще восторгался твоей чистотой и неиспорченностью!
Марина смотрела на него во все глаза, не понимая, то ли перед ней разыгрывается спектакль, то ли…
– Видишь ли, Марина, для того, чтобы появлялись дети, необходимо соблюдение маленького ньюансика. Мужчина и женщина должны оказаться хотя бы раз в одной постели, ну и все такое… ты понимаешь, взрослая девочка. Не скрою, мне приятно было бы с тобой провести время, но я не торопил события. Ты ко мне не спешила, ну а изнасилования, поверь, это не мой стиль…
– Но позвольте… а та ночь в Петербурге? Хотите сказать, что между нами ничего не было?
– А, тогда… Да-а, тогда ты выглядела великолепно. Каюсь, грешная мысль была. Я просидел с тобой рядом всю ночь. Во сне ты звала Сергея. Но…
– Ну и…
– Я не любитель надувных кукол, Марина.
– Каких еще кукол? Вы что, принимаете меня за полную идиотку?
– Отнюдь. Знаешь, продаются такие куклы в соответствующих магазинах. Так вот, Марина, я люблю женщин, но живых, не пластиковых… люблю, чтобы они стонали в моих руках, извивались, просили о любви. Насиловать спящих женщин, да к тому же нетрезвых… фи! Увольте, я давно не пылкий, прыщавый юноша.
– Но я… я… была же совсем голая.
– Припоминаю, – насмешливо протянул Полич. – Поверь, мне не хочется тебе напоминать все детали того вечера, но, дорогая, тебя тошнило так… Я просто отдал халат в чистку. Или ты полагаешь, что я должен был блюсти твое целомудрие и попытаться одеть тебя? Клянусь, мне и в голову не приходило, что твое воображение заведет тебя так далеко.
Полич говорил более чем убедительно. Марина не знала, что и думать. От яростной вспышки не осталось и тлеющих угольков, и теперь Марине стало стыдно. Вот это да! Пришла без приглашения, наговорила такого, чего повторить не смогла бы даже лучшей подруге, а теперь стоит как школьница и не знает, как выпутаться из этой позорной ситуации.
– Мне, Мариночка, все-таки интересно, по чьей такой недоброй воле я попал в категорию извращенцев? Неужели это ты сама придумала такую комбинацию, чтобы заставить меня решиться на серьезные меры: жениться либо просто помогать тебе деньгами. Или это выдумка Сергея? А может, умная мама присоветовала?
– Мне не нужны ваши деньги. Я просто… ошибалась.
Она развернулась и пошла к выходу.
– Марина! – Полич окликнул ее у двери.
Она повернулась.
– Поверь, Марина, может, я не был ангелом, но и подлецом по отношению к тебе я тоже не был.
Дверь захлопнулась. Виктор Павлович подошел к окну. Он не мог не посмотреть ей вслед. Жалел ли Полич о том, что в ту дождливую питерскую ночь он не поддался искушению? Пожалуй, нет. Если бы он захотел, он все равно завоевал бы ее любовь. У него просто не хватило на это времени…
Еле заметный ветерок пробегал легкой рябью по темной глади реки. Осенние листья, бурыми заплатами расцвечивая мрачноватую поверхность воды, как неприкаянные странники, вовсе не стремились прибиться к берегу. Они подолгу кружились на месте, затем, влекомые течением, продолжали свой путь.
Марина стояла, опершись на парапет набережной. Как долго она здесь находилась – бог знает. Да, впрочем, это было и неважно. Ей было на удивление хорошо и спокойно. Казалось, все проблемы последних месяцев уплывают куда-то вдаль вслед за жухлыми листьями, а она остается здесь, на берегу, и нет ей дела до того, что произойдет дальше. Пусть небеса упадут на землю, а река потечет вспять. Пусть… Была ли она рада вынужденным откровениям Полича? Конечно. Но она так устала от потрясений, которыми изобиловала ее жизнь последнее время, что радоваться у нее не было сил. Да, ребенок, которого она носит, – дитя ее и Сергея. Хотя сам Сергей ей от этого ближе не становится. Он скорее поверит в ее измену, чем в свое отцовство. Уж таков он есть. А если прикинуть то время, которое он проведет за решеткой, то и смысла в его родительстве нет никакого. Что увидит ее ребенок? Отцовские письма и короткие встречи. Это слишком жестокое испытание для их любви. Выдержат ли они?
