Но где-то под покровом этой нежности, где-то в самой глубине
Катиного сознания теплилась, словно огонек свечи на далеком окне, какая-то
неясная, но тревожная мысль. Не мысль даже — так, тень мысли, тень
воспоминания.
И эта неясная тень не давала Кате растаять, исчезнуть,
раствориться в волнах нежности, не давала ей взлететь вместе с Виталием на
самую пронзительную высоту, сорваться с ним в самую головокружительную
пропасть.
— Что с тобой, малыш? — пробормотал Виталий,
слегка отстранившись. — Тебе что-то мешает? Где ты сейчас? Эй!
— Все хорошо, любимый… — Она виновато улыбнулась,
поцеловала его в ключицу, прижалась теснее. — Все хорошо, я люблю тебя…
просто здесь так непривычно…
Потом они молча лежали в полутьме.
Пусть все получилось не так замечательно, как всегда, пусть
Катя не ослепла на этот раз от пронзительной, всепоглощающей вспышки, зато
теперь ей было удивительно хорошо.
Так бывает, когда после не слишком вкусного обеда подают
замечательный десерт.
Теперь ей было так хорошо, так хорошо и удивительно
спокойно… Рядом с ней — самый замечательный, самый лучший, самый преданный
мужчина на свете.
Заботливый, любящий, ласковый.
Она повернулась к нему…
Виталий смотрел на нее с каким-то странным, незнакомым
выражением.
Как будто он подстерегал ее, подкарауливал, как будто
внимательно и настороженно за ней следил. Как кот следит за мышью перед тем,
как наброситься на нее.
Катя едва не вскрикнула от испуга.
Это длилось какую-то долю секунды, странное выражение тут же
исчезло с его лица, оно стало нежным и заботливым, как обычно, и Катя подумала,
что ей показалось, померещилось это чужое, настороженное выражение на лице
мужа…
И вообще, она почувствовала укол вины, как будто это она
сама совершила что-то бестактное, что-то скверное… как будто она подглядывала
за мужем…
Словно что-то почувствовав, Виталий поднялся, прошел в
соседнюю комнату, негромко хлопнул дверью холодильника. Через минуту он
вернулся с бутылкой шампанского, двумя бокалами и тарелкой спелой клубники.
Он поил ее шампанским, передавал губами ягоды, они
целовались, поцелуи пахли клубникой, и Катя снова все забыла, кроме бесконечной
нежности.
Домой они вернулись уже под утро.
Катя едва дотащилась до спальни, рухнула в постель и
провалилась в глубокий сон.
Ей снилось, что она бежит по бесконечно длинному, слабо
освещенному коридору, она убегает от кого-то, силы ее на исходе, а шаги за
спиной становятся все ближе, все громче…
Она уже спиной чувствует жаркое дыхание преследователя, и
самое страшное — она догадывается, кто это… догадывается, но боится оглянуться,
чтобы эта догадка не превратилась в страшную реальность. В реальность, которую
она не сможет пережить.
И вдруг она увидела прямо перед собой полуоткрытую дверь.
Эта дверь показалась ей последним шансом, послед—ней
соломинкой, единственной возможностью спастись от преследования.
Она рванула за ручку двери, проскользнула внутрь…
И увидела тесную кабинку, гладкую терракотовую плитку пола и
безжизненно скорчившееся на ней женское тело в дорогом вечернем платье. Мертвая
женщина лежала на полу, свернувшись калачиком, словно утомившийся ребенок,
которого сон застал посреди шумного праздника.
Катя склонилась над мертвой женщиной.
Это была Лида Дроздова.
Лида, всегда такая ухоженная, безупречно одетая и
причесанная, на этот раз выглядела ужасно — распухшее, посиневшее лицо
задушенного человека…
А рядом с ней на терракотовом кафеле валялся маленький, но
такой заметный предмет — ключ от электронного замка.
Ключ из светло-зеленой пластмассы, в которую запаян
металлический кружочек микрочипа.
И в ту самую секунду, как Катя заметила злополучный ключ,
дверь за ее спиной открылась, и на Катино плечо легла тяжелая мужская рука.
Рука того, кто гнался за ней по бесконечному коридору…
Рука преследователя сжала ее плечо.
Катя вскрикнула от боли, попыталась вырваться, попыталась
обернуться, чтобы увидеть это лицо, — и проснулась.
На этот раз ее пробуждение не было похоже на то, как было
раньше, до того ужасного дня, когда Катю разбудил телефонный звонок и жизнь ее
пошла наперекосяк. Как прежде, проснувшись, она не спешила открывать глаза, но
сегодня она просто боялась, что снова увидит Лидино синее от удушья лицо,
терракотовую скользкую плитку и яркое зеленое пятно — электронный ключ.
Полежав немного, она прислушалась, потом ощупала руками
постель. Все в порядке, она у себя, в собственной спальне. Катя отважилась
открыть глаза. Судя по щелочке света, пробивавшейся из-за плотных занавесок,
уже далеко не раннее утро. Виталий, надо полагать, уехал. Рядом с подушкой
лежала свежая темно-красная роза. Катя улыбнулась — муж, как всегда, галантен и
внимателен. Он не хотел ее будить и положил цветок, чтобы Катя поняла, как он
благодарен за вчерашнее. Хотя, откровенно говоря, вчера она была не на высоте,
что-то мешало ей расслабиться и отдаться любви полностью. И тут она вспомнила
про ключ, как Виталий неловко выронил его, и ключ со звоном покатился по
коричневой плитке. Именно с того момента у Кати упало настроение. Этот
необычный для ключа зеленый цвет… Не может быть!
Катя рывком выскочила из кровати и босиком подбежала к
двери.
— Наташа, Наташа! — закричала она, хотя раньше
никогда так не делала, мама с детства внушила ей, что кричать в доме — признак
дурного воспитания, а уж призывать криком прислугу и вовсе неприлично и унижает
человека. Можно позвонить или уж не полениться и самой зайти на кухню или в
гардеробную, там вполголоса выяснить все хозяйственные вопросы. — Да куда
все подевались? — Катя в сердцах топнула ногой и осознала себя стоящей на
лестнице в одной легкой ночной сорочке.
Мамино воспитание одержало временную победу, и она накинула
халат и всунула ноги в тапочки, после чего сбежала по лестнице.
Домработница протирала пыль в гостиной.
— Наташа, куда вы дели одежду, в которой я была в тот
день… ну, джинсы и свитер…
— Вы же сами велели все выбросить, — ровным
голосом ответила Наташа.
Кажется, так оно и было, Катя отмахнулась тогда от всех
вопросов и сказала, что ей все равно. Ей и правда дела не было до этих тряпок,
хоть от Versace, хоть еще от кого, но сейчас-то она вспомнила, что совершенно
машинально положила ключ, найденный у трупа Лиды Дроздовой, в карман джинсов.
Ей нужно понять, проверить, убедиться… В чем убедиться, Катя боялась даже
подумать.
— Наташа, вы в карманах там ничего не находили? —
умоляюще спросила Катя.
