Трейси Луиза Фишман положила руки на руль и бросила на меня свой Особенный Тайный Взгляд. Словно собиралась сообщить секрет, которым решила поделиться только сейчас.
— Ты хочешь рассказать мне о чем-то действительно странном? — спросил я.
— В прошлом году мы сидели в моей комнате и курили. Моя комната на третьем этаже, в задней части дома, так что я могу открыть окно и никто ничего не заметит.
— И…
— Мы курили, болтали, и Мими вдруг сказала: «Смотри», задрала рубашку и приложила кончик сигареты к животу.
Я сидел в «рэббите», слушая шестнадцатилетнюю Трейси Луизу Фишман, и неожиданно почувствовал, что по спине пробежал холодок.
— Это было так жутко, что я даже ничего не смогла сказать. Я только смотрела, и мне казалось, что это продолжается целую вечность, и я закричала: «Ты с ума сошла, Мими, у тебя останется шрам», а она заявила, что ей наплевать, затем спустила трусики, и я увидела два темных пятнышка там, внизу, где кончаются волосы, и она сказала: «Боль придает нашей жизни смысл, Трейси», потом сильно затянулась и вновь приложила пылающий кончик к животу.
Глаза Трейси Луизы Фишман стали круглыми. Ей было страшно. Казалось, теперь, впервые рассказав о том, что так долго держала в тайне, она сделала эти события реальными, а реальность была постыдной и страшной.
Я провел языком по зубам, подумал о Мими Уоррен, и у меня возникло нехорошее предчувствие.
— И часто она делала такие вещи?
Трейси Луиза Фишман разрыдалась, закрыв лицо руками, плечи ее вздрагивали. Она так долго хранила эту тайну, и ей было страшно. Возможно, ее даже преследовали кошмары. Когда Трейси немного успокоилась, она спросила:
— Вы ее найдете? Найдете и вернете Мими домой?
— Да.
— Я говорила ей, что я настоящая. Я говорила, что у меня есть цель.
Я молча кивнул.
— Она мой друг, — продолжала Трейси внезапно охрипшим голосом.
— Знаю, малышка, — сказал я.
Она вновь разрыдалась и долго не могла успокоиться. Я дал ей свой платок. На бледном совсем детском личике с потерянным взглядом появилось тоскливое выражение, печать одиночества, возникающая, когда твой единственный друг уходит, ты не понимаешь почему, и никого другого нет и никогда не будет. Такой взгляд бывает у тех, кого бросают.
Мы молча посидели еще несколько минут, Трейси все терла свой плоский нос, я же пытался справиться с дыханием. Мои мысли вертелись вокруг Мими и Эдди Танга. Что бы это значило? Большинство машин уехали со стоянки, но красный «Порше-944» стоял на прежнем месте, музыка продолжала играть, а сидящие в автомобиле девушки делали вид, что их совсем не интересует белый «фольксваген» Трейси Луизы Фишман. И тогда я сказал:
— Они все еще наблюдают за нами.
Трейси кивнула. В ее глазах больше не было слез, из носа не текло, и она вернула мне платок.
— Они не могут поверить, что такой симпатичный мужчина, как вы, сидит в моей машине.
— Может быть, они не могут поверить, что такая симпатичная девушка, как ты, пустила меня к себе, — заметил я.
Она улыбнулась и посмотрела вниз, на свои вцепившиеся в руль пальцы.
— Пожалуйста, найдите Мими, — попросила она.
Я посмотрел в сторону «порше». Девушка на заднем сиденье не сводила глаз с нашей машины.
— Трейси, — позвал я.
Она повернулась ко мне.
Я наклонился и поцеловал ее в губы. Она не пошевелилась, но, когда я выпрямился, густо покраснела.
— Спасибо за помощь, — сказал я.
Она опустила голову и сглотнула, у нее стал ужасно обиженный вид. Она прикоснулась к губам и посмотрела на девиц из «порше». Они, не стесняясь, пялились на нас. Трейси Луиза Фишман заморгала, потом повернула ко мне голову, расправила плечи, вновь прикоснулась к своим губам и аккуратно сложила руки на коленях.
Я вышел из «рэббита», вернулся в «корвет» и поехал в свой офис.
22
Я припарковался возле здания, где располагался мой офис, зашел в кафе, купил сэндвич с копченой говядиной и острой китайской горчицей и поднялся к себе в офис. Когда я двигался, мне было легче не думать о Мими Уоррен, прижигающей себе кожу сигаретой. Может быть, Трейси Луиза Фишман выдумала эту историю. Может быть, она все выдумала. Может быть, если я не буду думать о Мими Уоррен, Трейси Луизе Фишман и Эдди Танге, все они исчезнут и жить станет легко. Элвис Коул, Экзистенциальный Детектив. Мне понравилось. Если ни о чем не думать — и делать это правильно, — в мозгу появляется приятное онемение, которое доставляет удовольствие. Есть женщины, которые вам скажут, что умение не думать — одно из моих лучших качеств.
Я вошел в офис, вытащил «Фальстаф» из маленького холодильника, положил сэндвич на бумажную тарелку и позвонил Лу Пойтрасу.
— Ничего не говори, — с ходу включился Лу. — Ты раскрыл дело.
— Девочка знакома с Эдди Тангом, — сказал я.
Пойтрас попросил меня не вешать трубку и поставил меня в режим ожидания. В таких случаях всегда играет музыка. Майкл Джексон пел о том, какой он плохой. Вот на что идут деньги налогоплательщиков.
— Продолжай, — послышался в трубке голос Лу.
— Мими Уоррен тайком сбегала из дома и отправлялась в ночные клубы. Там она тусовалась и встречалась с разными людьми, и одним из них был Эдди Танг. Возможно, она сказала ему о книге. Она хвасталась, что Эдди Танг стал ее любовником.
— Ей известно, что Танг — якудза?
— Не знаю.
— Эдди услышал про книгу и решил, что было бы неплохо ее украсть.
— Угу.
Некоторое время Лу Пойтрас молчал. У него трое детей: сын и две дочери.
— Спасибо за наводку, Гончий Пес. Я займусь этим делом.
— Всегда рад сотрудничать с полицией.
— Вот и правильно.
И мы повесили трубки. Я ел сэндвич и смотрел, как ходят взад-вперед глаза Пиноккио. Терри Ито сказал, что дела Эдди Танга идут в гору. Может быть, Эдди решил воспользоваться своей связью с Мими Уоррен и украсть «Хагакурэ», чтобы ускорить свое восхождение к вершинам власти. Хммм. Я доел сэндвич, позвонил в телефонную компанию и спросил, известен ли им адрес человека по имени Эдди или Эдвард Танг. Они ответили утвердительно. Сорок минут спустя я уже был на месте.
Эдди Танг жил в многоквартирном доме на бульваре Пико, к югу от Сенчери-Сити, в равнинной части Лос-Анджелеса. Раньше здесь селились представители среднего класса, но теперь появилось множество модных заведений и спортивных клубов «Нью-Эйдж». Комплекс перестроили пять лет назад, оштукатурили, покрасили в розовато-лиловый цвет, отделали красным деревом. Темно-серые ступени вели к стеклянной входной двери. Подъездная дорожка уходила вправо от входа и упиралась в ворота из кованого железа. По обе стороны от гаража росли бугенвиллеи, но они еще не зацвели. Очень красивое здание. Еще одно доказательство, что быть преступником весьма выгодно.
