Старки припарковалась прямо перед дверью магазина, в красной зоне, помеченной знаком «Не парковаться», примерно в пятнадцати футах от угла.
— Вы всегда загружаете фургон здесь, на улице, и выносите цветы через переднюю дверь?
— У нас три фургона. Два других стояли в переулке, и мне пришлось остановиться здесь. Я должен был отъехать в половине первого, но мы получили большой заказ, как раз когда я собирался уезжать. Для похорон. Двенадцать букетов. Мы неплохо зарабатываем на похоронах. Отец попросил меня подождать, и я подъехал прямо сюда.
— Ты сидел в фургоне и ждал или помогал загружать цветы?
— Когда я увидел того типа, я сидел за рулем. Понимаете, мне было нечего делать. Мои сестры составляли букеты. Так что я остался в фургоне на случай, если бы пришли копы и мне пришлось бы отъехать.
— Он стоял в красной зоне, — пояснила Марзик.
Старки кивнула. Слушая юношу, она обратила внимание на то, что на маленькую боковую улочку почти не выезжают машины с бульвара Сансет. Лестер прекрасно видел телефон-автомат, висящий на стене прачечной на противоположной стороне улицы. Она заметила, как немолодая пара вышла с розовой коробкой из прачечной, и решила позже сказать об этом Марзик.
— Хорошо, Лестер, а ты не мог бы описать этого человека? Я знаю, ты уже описывал его детективу Марзик, а теперь сделай это для меня.
Старки и Марзик посмотрели друг другу в глаза. Так, наконец-то выяснится, был ли звонивший латиноамериканцем или белым.
Лестер принялся описывать англо-американца среднего роста и нормального телосложения в выцветшей бейсболке, темных очках, темно-синих брюках и голубой рабочей рубашке. У Лестера сложилось впечатление, что это какая-то форма вроде тех, что носят водители автобусов или рабочие с заправок. Старки записывала его показания, при этом ни словом не отреагировала на его заявление о том, что звонивший был белым. Лестер не слышал голоса звонившего человека. Ему показалось, что мужчине за сорок, но он тут же признался в своем неумении определять возраст. Пока Лестер говорил, Старки почувствовала, как завибрировал пейджер у нее на поясе, и проверила номер. Хукер.
Лестер кончил рассказывать, и она закрыла блокнот.
— Если бы ты увидел этого мужчину снова, ты бы его узнал?
Лестер пожал плечами.
— Не думаю. Может быть. На самом деле я не особенно на него смотрел, понимаете? Всего пару секунд.
— Ты видел, с какой стороны он подошел к телефону?
— Я не заметил.
— А куда ушел? Ты видел, в какую сторону он ушел, когда позвонил?
— Понимаете, я не очень обращал на него внимание. Он был просто прохожим.
— Он вылез или сел в машину?
Лестер снова пожал плечами.
Старки убрала блокнот.
— Хорошо, Лестер, у меня вот какая проблема. У нас есть основания считать, что человек, сделавший звонок, был латиноамериканцем. Ты уверен, что он был белым?
— Ну, уверен. У него были светлые волосы, понимаете? Не седые, а светлые.
Старки и Марзик снова переглянулись, но обе не испытывали того энтузиазма, который охватил их вчера. «Ну, уверен» это не слишком-то обнадеживало.
— Светло-каштановые?
— Угу. Светло-каштановые. Такого песочного цвета.
Марзик нахмурилась.
— Ты видел волосы? А как же бейсболка?
Лестер прикоснулся к своим ушам.
— Вот здесь они торчали, понимаете?
Звучало вполне разумно. Старки вновь открыла блокнот и записала услышанное. Одновременно ей в голову пришла идея.
— Ладно. И еще один вопрос. Ты не обратил внимания на какую-нибудь характерную черту? Шрам, например? Или татуировку на руке?
— У него были длинные рукава.
— Он был в рубашке с длинными рукавами?
— Угу. Поэтому я не видел его рук. Я помню, что рубашка была старая и засаленная, как будто он чинил перед этим машину или что-нибудь вроде.
Старки посмотрела на Марзик и обнаружила, что та с нее глаз не сводит. Марзик явно переживала, что Лестер не уверен в своих показаниях. Когда она вновь повернулась к Лестеру, оказалось, что тот, в свою очередь, не отрываясь смотрит на Марзик.
— И последнее. Сколько примерно времени ты здесь был? Пятнадцать минут?
— Вы все повторяете «и еще один, последний вопрос». Мой старик надерет мне задницу. Мне пора развозить заказы.
— Это очень важно, Лестер. Всего один вопрос. Кто-нибудь еще звонил с того телефона, пока ты тут сидел?
Старки знала, что никто больше не звонил. Просто ей хотелось узнать, соврет ли он, чтобы произвести впечатление на Марзик или чтобы придать себе веса.
— Я больше никого не видел. Нет, не видел.
Старки убрала блокнот.
— Хорошо, Лестер. Спасибо тебе. Я хочу, чтобы ты поехал с детективом Марзик и поработал с нашим художником, может быть, нам удастся составить портрет того человека. Согласен?
— По-моему, это круто. Моему старику не понравится, он закатит страшный скандал.
— Ты займись своими делами, а мы договоримся с твоим отцом. Может, если он согласится, ты чуть позже приедешь к нам, а детектив Марзик накормит тебя ланчем.
Лестер принялся энергично кивать.
— Конечно. Я согласен.
Лестер скрылся в магазине, а Марзик и Старки остались на улице.
— Господи, зачем ты ему это сказала? Я не хочу нянчиться с ним весь день.
— Кто-то же должен побыть с ним. Тем более ты его нашла.
— Все равно ничего не получится. Ты слышала, он сказал: «Ну, уверен»? Тот тип был в бейсболке, очках да еще в рубашке с длинными рукавами, это при такой-то страшной жаре. Если он наш клиент, значит, отлично замаскировался. Если нет — значит, это какой-то сумасшедший болван.
— Почему ты все время всем недовольна? — Старки почувствовала, что ей необходимо принять очередную таблетку.
— Ничего подобного. Просто я указываю тебе на очевидные вещи.
— Ладно, а как насчет таких очевидных вещей: если это тот, кто нам нужен, если он был в такой же одежде в момент взрыва, если он в таком же точно виде записан на видеопленку, то проклятая бейсболка, очки и рубашка с длинными рукавами разве не облегчат нам поиски?
— Ладно, как скажешь. Пойду поговорю с папашей. Он еще тот ублюдок.
Марзик, не говоря больше ни слова, медленно направилась к магазину. Старки вытряхнула из пачки сигарету, прикурила и зашагала к своей машине. Она была в такой ярости, что ее трясло. Сначала Пелл, теперь еще это. Она старалась не обращать внимания на подобные глупости — в конце концов, это была работа и она не собиралась ее бросать. Старки знала, что гнев ей только мешает. Она попыталась вспомнить те упражнения, которым ее научила Дана, чтобы как-нибудь успокоиться, но у нее ничего не вышло.
