– Про это я вообще ничего не знаю, я в больнице была! Но если даже они кого-то нашли, то это совпадение, понимаешь!
– Ну да, конечно, – покивал Кульчицкий, вытаскивая из сумки прозрачный цилиндр диаметром сантиметров десять, то ли стеклянный, то ли пластиковый. – Случайно, совпадение – ты что, меня совсем за идиота держишь?
– Ни за что я тебя не держу! – По щекам потекли слезы злого бессилия. – Сам лапай своего идиота, кретин тупоголовый! Говорю же тебе – я не имею никакого отношения к побегам этих девушек, они сами!
– Сами?! – дернул щекой Гизмо. – Да они и ходить-то толком не могли, не то что бегать! А та девка, Ася, она что, тоже сама выкопалась?
– Не знаю!
– Ничего, сейчас ты у меня все вспомнишь.
Он открыл коробку с дырочками и вытащил оттуда здоровенную откормленную крысу с омерзительным голым хвостом. И мне больше всего захотелось немедленно хлопнуться в спасительный обморок, чтобы не видеть эту жирную тварь, отъевшуюся... Все, даже думать не хочу о том, ЧТО она жрала.
А придется. Потому что Кульчицкий, посадив на плечо крысу, взял тот самый цилиндр и приблизился ко мне вплотную.
– Та-а-ак-с, – протянул он, задумчиво рассматривая меня, – и с чего начнем? С ноги? С руки? Нет, это долго, там ничего особо важного нет. Отправлю-ка я Анфису к твоему сердечку, прогрызаться не очень долго, так что на раздумье у тебя будет совсем мало времени. Будешь упрямиться – моя девочка доберется до твоего сердца и попробует его на зуб.
– Тварь! Генетический урод! Ты можешь понять своей безумной башкой, что я ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ничего не знаю?!
– Неправильный ответ, – покачал головой душка Гизмо. – Ну что же, приступим.
Я попыталась отбиться ногами, но они затекли от туго стянувшего их ремня и выступить в качестве оружия пролетариата не смогли. Кульчицкий просто и незатейливо прижал их своим коленом, затем приставил к левой стороне моей груди цилиндр, локтем левой руки размазал меня по стене, лишив возможности трепыхаться, и ласково проворковал, повернув голову к сидевшей на плече крысе:
– Давай, Анфиса, действуй. Кушать подано.
Тварь пару секунд рассматривала меня своими злобными глазками, словно наслаждалась моим ужасом, затем медленно, не спеша, двинулась по руке хозяина к входному отверстию цилиндра...
ГЛАВА 45
– Умница, малышка, – ухмылка Гизмо становилась все шире, глаза снова помутнели, превратившись в безумные бельма, которыми он буквально впивался в мое лицо, оргазмируя от нарастающего ужаса жертвы. – Вот так, аккуратненько, не упади вниз, а то ушибешься. Посмотри, какая вкусная гора мяса и крови! Свеженькая, чистенькая, не то что провонявшие потом и дерьмом девки. Кожа у нее белая, нежная, тонкая, прокусишь с первого раза...
Он гудел и гудел, напитываясь моим страхом, словно клоп – кровью. Даже не страхом – ужасом. Смертельным ужасом.
Раньше я думала, что этот эпитет – лишь литературный прием, призванный усилить впечатление. Но оказалось, что он существует.
Смертельный ужас существует. Когда по телу разливается ледяной парализующий холод могилы...
Где-то глубоко внутри пытается сопротивляться инстинкт самосохранения, призывая не сидеть вялым манекеном, а вырываться, кричать, кусаться, дергаться, в конце концов! Чтобы эта жирная хвостатая тварь не смогла попасть в цилиндр, чтобы она грохнулась на пол и осталась лежать там кучкой серого дерьма.
Но тела, послушного выносливого тела уже нет. И руки, и ноги, и губы – все омертвело, я не чувствую их.
Может, я так же не буду чувствовать боль?
Мне показалось, или крыса действительно ухмыльнулась, словно прочла мои мысли? Во всяком случае, кровавый отблеск в крохотных глазках замерцал, а длинные усы шевельнулись.
Откормленная тварь добралась уже до входного отверстия цилиндра и, всунув туда острую морду, принюхивалась, словно гурман – к свежему фуа-гра.
– Что, вкусно пахнет? – Голос подонка слегка охрип от возбуждения, он облизнул кончиком языка губы и простонал: – Ну давай, Анфисочка, не тяни! Папа устал ждать, папа...
Что еще там произошло у «папы», узнать не удалось, «папу» грубо прервали.
Очень грубо. И очень резко.
Настолько резко, что ни я, ни Гизмо сначала не сообразили, что произошло.
Странный утробный звук, над плечом психа промелькнуло что-то черное, сдавленный визг, хруст и – все.
– А... где... – «Папа» тупо пялился на опустевшее предплечье, на котором еще секунду назад сидела крыса. – Анфиса?! Ты что, упала, дурочка? Так давай, взбирайся обратно! Да где же ты?
Отшвырнув в сторону цилиндр, Гизмо начал обшаривать руками пол вокруг, жалобно причитая:
– Ну не шути так с папой, лапуленька! Что за игру ты придумала? У нас нет времени, понимаешь? Надо в темпе заставить эту девку говорить, так что прекрати прятаться и займись делом. Ну же, Ан... А-а-а-а-а!
От дикого, совершенно безумного визга ледяная корка, покрывавшая мое тело и разум, рассыпалась в снег и мгновенно растаяла. Я снова могла соображать, вот только пока не получалось сложить из непонятных фрагментов внятный паззл.
Крыса, только что предвкушавшая кровавую забаву, лишилась головы.
Во всяком случае, душка Гизмо, раскачиваясь и причитая, прижимал сейчас к груди капающую кровью безголовую тушку с весьма узнаваемым длинным голым хвостом. А в пещере, кроме нас, по-прежнему никого не было.
Или был?!
Со стороны входа в пещеру нарастал, перекрывая истерику Кульчицкого, странный звук. Сначала глухой и клокочущий, он становился все громче, все выше, пока не оборвался на режущем слух ультразвуке. Секунда тишины – и все началось снова.
Наверное, в другой ситуации этот вой меня напугал бы до икоты, потому что было совершенно ясно – там, в темноте, прячется зверь. И зверь этот сейчас в ярости. И, судя по дробящемуся звуку, зверь там не один...
Но когда ты находишься в плену у двуногого зверя, к тому же совершенно свихнувшегося, любой представитель реальной фауны кажется союзником.
Впрочем, не только кажется, о чем свидетельствует крысиный труп.
Звериный вой ввинтился, похоже, и в воспаленный разум Кульчицкого. Во всяком случае, он бережно уложил тушку своей любимицы к стене, медленно выпрямился и, прищурившись, всмотрелся в завывающий мрак:
– Эй ты, зверюга! Я что, твое логово занял? Так это ненадолго, скоро уйду. Вернее, ушел бы, оставив тебе годовой запас мяса. Но теперь придется тебя убить, скотина! Я тебе Анфису не прощу! Ну, давай, выходи! Хватит в темноте прятаться, выходи! Мразь, ..., ...!
Он что, решил, что имеет дело с маргинальными урками? Сейчас закидает их оскорбухами, расписные не выдержат и ломанутся в драку с криком: «За пидора ответишь!»?!
