– И вы решили замести следы, направив своих людей в клинику?
– Да! – надменно задрала подбородок Кульчицкая. – И что? Главное было – спасти наследника древних родов, а жизнь всякого человеческого мусора не важна. И если бы Сигизмунд послушался меня и улетел утром, все было бы хорошо! Но он решил, как настоящий мужчина, до конца разобраться с проблемой, чтобы ничто не могло больше угрожать доброму имени рода Кульчицких! Но кто же мог подумать, что причиной всех бед стал этот выродок, который давно должен был сгнить в земле! А он выжил и вредил моему мальчику!
– Он спасал этого мальчика, – произнес глухой, переполненный болью женский голос. – Спасал, потому что поклялся мне не причинять вреда Сигизмунду.
– Марфа?! – Рыжая обернулась на голос и злобно прищурилась. – Ты-то тут при чем?
Из толпы крестьян вышла дородная женщина средних лет с уложенной вокруг головы толстой русой косой. Приятное полное лицо, не утратившие цвета большие голубые глаза, высокая грудь – «есть женщины в русских селеньях».
Мартин кивнул своим людям, и женщину пропустили к нам. Она опустилась на колени, тяжело вздохнула, откинув слипшиеся от пота светлые волосы со лба Гизмо, а потом нежно приподняла покрытую чешуей голову Арлекино и поцеловала его в щеку:
– Спасибо, мой хороший. И прости меня за то, что я заставила тебя поклясться. Но он все-таки мой сын, понимаешь?
Лишенные ресниц веки дрогнули и медленно открылись, светло-голубые глаза изумленно посмотрели на женщину:
– Твой сын? Он?
– Да.
– А я тогда кто?
– А ты – ее сын, – и женщина кивнула в сторону смертельно побледневшей Кульчицкой.
– Нет! – завизжала та, тщетно пытаясь вырваться из рук секьюрити. – Мой сын – Сигизмунд! Викинг! Сильный и мужественный воин! Красавец! А это – генетический урод, который все равно подох бы через пару дней, мне врач сказал! И я велела его закопать! А ты, получается, ослушалась, да, Марфушка?
– Минуточку! – Из толпы вышел высокий худой мужчина в великолепно сидевшем на нем костюме. Он старался казаться невозмутимым, но слегка взъерошенные короткие волосы да сбившееся от бега дыхание выдавали его волнение. А еще – синеватая бледность, разлившаяся по ухоженному лицу. – Что здесь происходит?!
– О, а вот и Венцеслав Тадеушевич прибыть изволил, – усмехнулся Мартин. – Любопытные вещи происходят в вашем королевстве, господин Кульчицкий!
– Я ничего не понимаю! Час назад мне в офис позвонил Александр Дворкин, сказал, что у нас серьезные проблемы. Я все бросил, примчался сюда, а тут... Что с Сигизмундом? И кто... что это рядом с ним?
– Не что, а кто, – сухо поправил Мартин. – Насколько я понял, это – ваш сын.
– Что?!! А... а Сигизмунд?
– А он – мой сын, – грустно улыбнулась Марфа, поддерживая за плечи Арлекино. – Я его родила в тот же день, что и Магдалена вашего. Но у вас родился вот он, – она ласково провела по чешуйчатой щеке, – и ваша жена испугалась.
– Но чего?! – Кульчицкий-старший с недоумением посмотрел на супругу. – Чего ты испугалась?
– Как это – чего?! – прошипела та. – Ты же так носился с чистотой своего рода, меня вон разыскал, препаратами всяким пичкал, призванными улучшить потомство, ждал, надеялся, сумасшедшие деньги на врача угрохал, и вдруг – ТАКОЕ! Ребенок с редчайшим генетическим заболеванием – ихтиозом Арлекино! Либман чуть сознание не потерял, когда увидел эту жуть! А я... – женщину буквально передернуло от отвращения. – Он был такой мерзкий, ни глаз не видно, ни рта, весь в чешуе, бр-рр-р! Либман запаниковал, побоялся, что ты в лучшем случае заставишь его вернуть деньги, а в худшем – пристрелишь. А этот орет, и ты под дверями топчешься, требуешь впустить, на наследника посмотреть хочешь! И тут я вспомнила про Марфушку. Либман тебя отправил, сказал, что мне плохо, и попросил не мешать, а сам побежал искать няньку...
– Я сама рожала, – глухо произнесла Марфа, – у себя в комнате. Ребенок так быстро на свет попросился, что я никому ничего и сказать не успела. И только он родился – доктор влетает! Сыночка моего увидел, обрадовался, потом сделал мне укол, и я сознание потеряла. А когда пришла в себя, возле меня вот он лежал, – она нежно вытерла появившиеся в уголках глаз Арлекино слезы. – Плакал, есть просил. Страшненький такой, но мне все равно его жалко стало, я и дала ему грудь. Зачмокал, успокоился. Потом пришел доктор и все рассказал. Сказал, что мой сынок теперь будет расти сыном и наследником Кульчицких, а этого велел придушить и закопать по-тихому, пока никто не видит, а дворне сказать, что ребеночек умер. Мол, все равно он не выживет, такие детки долго не живут, пару месяцев от силы, иногда – лет пятнадцать, но это очень редко, один случай на тысячу. Я поначалу не хотела сына отдавать, но мне сказали – его все равно уже показали барину, сказали, что это его наследник, так что сиди и не ерепенься. А хочешь быть рядом с мальчиком – рот на замок. И тогда станешь его нянькой. Куда мне было деваться? Я и согласилась.
– Так почему же ты, сука, этого выродка не закопала, как велено было? – задергалась опять Магдалена.
– Да как же можно, дите ведь, пусть и страшненькое! Я его в пещерку отнесла, недалеко отсюда, хорошая пещерка, сухая, чистая, а главное – теплая, там источник горячий из-под земли бьет. Я эту пещерку случайно нашла, когда ребеночка носила в животе. Попробовала искупаться в источнике – понравилось. И кожа буквально светиться стала, целебным источник оказался. Он и Павлушку выходить помог, я малыша в нем купала, травками поила, у меня бабушка известной знахаркой была, мне свои секреты передала. Вот так с Божьей помощью и вырастила мальчонку, и выучила, как могла, он такой умненький оказался! Пока маленький был, все плакал, погулять просился, но я его только ночью водила в лес. Потом он сам понял, что к людям ему нельзя, пугались его до обморока. Скучал, конечно, очень, так что, как только эти ваши компьютеры маленькие появились, я тот, что Сигизмунду надоел, Павлушке и принесла. И приспособления всякие, чтобы в Интернет выходить, да много чего еще, у Сигизмунда этого добра хватало. И такой ведь парень хороший вырос, просто чудо – сильный, умный, честный, добрый! А лицом – сами видите... Зато Сигизмунд красавец снаружи, да страшен внутри. В отца, наверное, меня ведь в городе изнасиловал подонок один, я его толком и рассмотреть не смогла. Но я все равно сына любила, и даже когда начала догадываться, что он творит. А потом у него костюм нашла, резиновый, на дракона похожий, и поняла, что он Павлушкой притворяется. И что делать? Я ведь их обоих люблю! Ох, и плакала я! И Павлуша вскорости ко мне пришел, ответа потребовал, ну я и заставила его поклясться. Он и спасал Сигизмунда, до последнего спасал. Прости меня, сынок! – Голос ее оборвался, женщина уткнулась в грудь Арлекино... нет, Павла, и горько заплакала.
– Я люблю тебя, мама, – прошептал он и попытался поднять руку, чтобы погладить Марфу по голове, но не смог – не хватило сил.
– Магда? – прошелестел Кульчицкий, исподлобья глядя на жену. – Это все правда?
