― Ко мне она вряд ли пойдет. Мы уже третью неделю в ссоре.
― Вы что же… ― осторожно начал я.
― Пожениться хотели, ― оборвал Курганцев, тоном давая понять, что дальше распространяться на эту тему не хочет.
― Тогда куда? К матери в Тверь?
Он не ответил, и я решил ударить наугад:
― Или в своем подвале?
― Вы-то откуда про подвал знаете? ― удивился он. ― Бывали там?
― Нет, ― честно признался я. Подумал и добавил: ― Или бывал. Точно не скажу.
Но Курганцев такому ответу почему-то совсем не удивился, а даже наоборот, стал доверчивее. Предложил:
― Давайте-ка встретимся. Я на вас посмотрю, а там решим.
― Где? Называйте место.
И тут он меня огорошил:
― Музей восковых фигур на Ленинградке знаете?
― Знаю, ― сказал я, стараясь не выдать удивления. ― Там Алиса Шахова заправляет.
― Шахова там наемный менеджер. Заправляют другие, ― проворчал Курганцев. ― Через двадцать минут у входа. Успеете?
Но двадцати минут на размышления мне не хватило. Подъехав к музею, я все еще продолжал гадать, каким боком Алиса Игоревна участвует в этой истории. Кроме того, что она сестра покойной Нинель. И уже один раз в грубой форме не пожелала иметь со мной дела.
Курганцев приехал на «форде-эскорт» с усиленным движком. Для любителей быстрой езды и острых ощущений. Сам он был невысокого роста, но крепкий, широкий, с мощной непослушной шевелюрой. Я ждал его, специально выбрав место под фонарем. Подойдя ближе, он ощупал меня взглядом и попросил удостоверение. Я протянул ему еще мокрую визитку. Про царапину на щеке коротко объяснил:
― Аквариум.
Он только огорченно головой покачал. Сказал:
― Я позвонил Ксюше с Валерой, трубку взял какой-то незнакомый человек.
― Надо найти Марину, ― кивнул я.
По-моему, его радовало, что нашелся такой убедительный повод встретиться с ней.
― А из-за чего поссорились? ― задал я давно вертевшийся на языке вопрос. ― Извини, но ты сказал «больше двух недель». А как раз в это время…
― Из-за этого и поссорились, ― вздохнул он. — Что-то у них там случилось, погиб кто-то или покалечился. Она сама не своя ходила, чуть что ― плакать принималась. И ни гу-гу. Это мне-то! Ну, говорю, если ты от самого близкого человека скрываешь… А она опять в слезы. Так слово за слово и поругались вдрызг.
― А где случилось-то? ― гнул я свою кривую линию. ― В подвале?
― Не, здесь моя епархия, я бы знал. Случилось у доктора этого, в психушке. В новом корпусе, экспериментальном. Меня туда не допускали. Там свои мастера работали.
Опять облом, с тоской подумал я. Ну почему никто ничего не знает? А кто знает, не говорит.
― Ладно, иди за мной, ― сказал Курганцев и почему-то повел меня за угол, на противоположную сторону дома. Мы остановились возле железной двери без опознавательных знаков, зато с глазком посередине. Он за руку подтащил меня к косяку, объяснив:
― Над входом камера, а тут как раз мертвая зона.
После чего открыл дверь своим ключом и зажег
внутри свет.
― В помещении, где музей, раньше большой продмаг был, ― сообщил Курганцев, спускаясь по железной лестнице. ― А здесь товар в подвал подавали. Новичков сюда, понта ради, иногда с завязанными глазами приводят.
Внизу была еще одна дверь, и мой проводник, открывая ее, продолжал комментировать:
― Служебный вход.
― Куда? ― все еще недоумевал я.
― Сейчас поймешь, ― усмехнулся Курганцев. — Как говорится, дизайн мой.
Мы оказались в узком коридорчике, но дальше не пошли. Сергей шмыгнул в первую же дверь справа, поманив меня за собой. По стенам на стойках стояли опутанные проводами компьютерные блоки и несколько больших мониторов.
― Серверная, ― объяснил он. ― А вот и главный сервер. Это из него Нинелька диск вытащила. Дальше идти не надо, не хочу на глаза попадаться. Мы и отсюда все увидим.
Он довольно долго выстукивал что-то на клавиатуре, и мониторы засветились. Экраны были разбиты на сектора, и в каждом была своя картинка. Курганцев принялся по очереди увеличивать их, сопровождая пояснениями.
― Вообще-то в такое время здесь народу мало. В выходные гораздо больше. Вот, например, пыточная.
Передо мной была комната с дыбой и гарротой. Присмотревшись, я подумал: уж не здесь ли томились мы с товарищем подполковником действующего резерва?
― Для любителей продвинутого садо-мазо есть еще «испанский сапожок» и «железная дева». Все моего изготовления, ― не без гордости добавил он.
Я поежился от воспоминаний, а на Курганцева взглянул с новой стороны. Он показался мне не так безоговорочно симпатичен.
Потом была пустая комната с огромным татами посередине.
― Это для свингеров. Меняются женами на глазах друг у друга. Очень популярная штука. Обычно их много по субботам-воскресеньям. Люди-то все работающие, чаще всего творческие или топ-менеджеры всякие.
При просмотре следующего сектора выяснилось, что камеры передают еще и звук.
В комнате стояли только кровать, стол и кресло. На полу ковер. Сам бы я не догадался, но Курганцев просветил, что здесь это все не просто предметы мебели, а наиболее часто употребляемые «станки» для занятий сексом. В кресле сидел худой с выступающими ребрами, похожий от этого на китайский бамбук, совершенно голый молодой человек. Вид у него был одновременно смущенный и понурый. Перед ним на коленях стояла тоже совершенно обнаженная женщина, пшеничная блондинка с объемистой грудью, стройной талией и красивыми бедрами. Женщина говорила мягким успокаивающим голосом.
― Нет, Егор, тут нечего стесняться. Ничего он у тебя не маленький, поверь мне, я много видела! Смотри, сейчас он станет больше… больше… О, да ты настоящий мужчина!
Курганцев прошелся по клавишам, и на экране появились еще три сектора: сцена снималась сразу с четырех сторон. Женщине на вид можно было дать лет сорок-сорок пять. Но грудь у нее была действительно впечатляющей: высокая, девичья. Я даже немного позавидовал Егору, не понимая, почему у него такой смурной вид. И неожиданно понял, что узнаю ее!
Это была доктор медицинских наук, профессор Родимцева Галла Перидоловна… тьфу!.. Алла Спиридоновна. Заместитель Ядова, заведующая отделением сексопатологии в больнице для не до конца реабилитированных психов.
