Повезти-то повезло. Только лучше б меня эта радость обошла стороной.
Алису Шахову-Навруцкую я действительно застал на месте. Но можно смело считать, что тем удачи на данном направлении и ограничились.
Мой наступательный порыв имел все шансы захлебнуться еще в самом начале ― буквально на входе в это культурно-просветительское учреждение, охраняемое почему-то не менее сурово, чем блокпост на вражеской территории. Тяжелая музейная дверь мореного дуба с бронзовыми позументами открылась под моим немалым усилием, и я оказался в прохладном мраморном холле. Тут же ко мне с разных сторон бросились сразу два секьюрити ― один устрашающего вида гамадрил в форме частного охранного предприятия, а другой мелкий и весь какой-то зализанный в штатском. Но по выражению острой морды с глазами фокстерьера во время лисьего гона видно, что тоже охотничьей породы.
― Куда?! Назад! ― орал первый, наседая и при этом норовя толкнуть меня в грудь длинными обезьяньими лапами. ― Читать не умеешь?
― К сожалению, у нас закрыто, сегодня выходной день, ― тихо подвывал в унисон ему фокстерьерчик, также по мере сил оттирая меня обратно к двери. — Приходите в другой раз.
― Мне нужна Шахова, ― сообщил я, слегка ошарашенный этим налетом.
Эффект был столь же неожиданным, сколь и впечатляющим: оба застыли, да так, что, войди я в музей восковых фигур именно в сей момент, с легкостью принял бы их за начало экспозиции.
Первым опомнился зализанный. Его мордочка в мгновение ока переменилась кардинальным образом, из агрессивно-заостренной сделалась уважительно-внимательной. Будто вместо бродячей кошки фокстерьер обнаружил перед собой соседского бульдога.
― Ах, извините, ― совершенно иным тоном залебезил он. ― Что ж вы сразу не сказали, что к Алисе Игоревне?
С этими словами он нырнул куда-то под расположенную рядом с дверью конторку, а вынырнул уже с телефонной трубкой.
― Как прикажете вас представить?
А действительно, как?
Почему-то меньше всего меня грело сейчас представляться тем, что я есть на самом деле, ― частным сыщиком. Во всяком случае, этим двум вертухаям. Можно было соврать что-нибудь возвышенное, вроде того, что я приезжий искусствовед. А еще лучше — инспектор пожнадзора.
Подобный метод хорош, если вы и дальше хотя бы какое-то время собираетесь придерживаться этой роли. Я же в данном случае совершенно не предполагал начинать отношения с грубого вранья. Пауза тем временем затягивалась, фокстерьер уже опять стал хищно заостряться мордой в мою сторону, а краем глаза мне было заметно, что и гамадрил корявит на меня пасть как на еще не съеденный банан.
― Я знакомый ее покойного батюшки, Игоря Ивановича Шахова.
Отпустило.
Расслабился гамадрил. Притупился лицом зализанный. Потявкав что-то в полуприкрытую ладонью трубку, он почтительно выслушал ответ и от избыточной любезности не просто повернул голову, а как-то весь завернулся в мою сторону немыслимым штопором:
― Вот сюда, пожалуйста. Алиса Игоревна ждет вас в третьем зале, да вы сами увидите.
До сей поры мне, грешному, не доводилось бывать в музеях восковых фигур. Место это моему незамутненному воображению представлялось чем-то вроде собрания витринных манекенов, лицам которых придано некоторое сходство с известными историческими персонажами. Но то, что я увидел, пройдя через стальную почему-то дверь, отделяющую холл от собственно музейных залов, боюсь, способно было смутить и самого искушенного зрителя.
Уже с первых шагов обнаружилось, что экспозиция носит вполне выраженный и при этом довольно однобокий с исторической точки зрения характер. С другой стороны, следовало отдать должное их создателям: все фигуры были выполнены с такой степенью достоверности, что у неподготовленного посетителя вроде меня волосы вставали дыбом. Да и само содержание композиций весьма подобной реакции способствовало: у вашего покорного слуги сложилось стойкое убеждение, что его занесло в музей истории разврата.
У меня не было времени на ходу внимательно знакомиться с экспонатами. Но уже в первом зале в глаза бросилась скульптурная группа, очень правдоподобно изображающая античного императора Калигулу в тигриной шкуре. Посредством толстенного удава, игравшего, по-видимому, у древних римлян роль современного вибратора, сладострастно скалясь, он то ли насиловал, то ли (черт их разберет!) уестествлял по взаимному согласию патрицианку в почти ничего не прикрывающей изодранной в клочья тунике.
Следующий раздел был посвящен более поздним временам. На переднем плане имел место, согласно пояснительной табличке, «первый содомический опыт будущего знаменитого писателя, основателя садизма Донасьена Альфонса-Франсуа графа де Сада (1740–1814)». Описывать я его, пожалуй, постесняюсь.
А в третьем зале, относящемся уже к нашим временам, действительно обнаружилась Алиса Игоревна. Она ждала меня на фоне знаменитого Чикатило, зверски насилующего искромсанного ножом мальчика: бедняжка истекал кровью на искусно воспроизведенной полянке в прижелезнодорожной лесополосе. И следовало отметить, что внешние данные директора музея были под стать здешней тематике.
Четвертая веточка семейки, с представителями которой судьба свела меня на протяжении последних суток, как и все предыдущие, была абсолютно ни на кого из ныне здравствующих родственников не похожа. Передо мной стояла рослая, почти вровень со мной, пышнотелая брюнетка с полноватыми, но при этом длинными красивыми ногами. Ноги эти казались еще длиннее от того, что расстояние между обрезом коротенькой черной кожаной юбки и краями таких же черных кожаных сапог на немыслимых каблуках достигало максимума. Солидный бюст рвался из выреза туго перетянутого на талии жакета, как свежая квашня из-под спуда.
Почему-то она довольно тяжело дышала, словно ей только что пришлось преодолеть подъем по крутой лестнице, а на ее красивом, но каком-то крупногабаритном лице еще не успели высохнуть капельки пота. Тем не менее на нежданного посетителя она смотрела с улыбкой, которую можно было в первом приближении признать вежливо-приветливой. Однако оказавшись с ней лицом к лицу, я уже не был столь в этом уверен: улыбочка скорее смахивала на профессиональный оскал. Алиса Игоревна легонько похлопывала себя по крутому бедру какой-то тонкой гибкой тросточкой типа указки экскурсовода.
― Так вас направил ко мне старый греховодник? Надеюсь, еще при жизни? ― с легкой усмешкой произнесла она без всякого почтения к недавно почившему в бозе отчиму. ― О мертвых ничего или хорошо, но папенька не любил утруждать себя деталями: вам известны условия?
У меня заныли зубы. Что за чертову профессию я себе выбрал!
― Условия ― чего? ― пытаясь придать себе вид простодушной веселости, но с нехорошим предчувствием в душе переспросил я, до последнего оттягивая момент истины.
Лицо у Алисы напряглось, и даже указка, показавшаяся мне теперь больше смахивающей на стек для лошадей, перестала постукивать по ее бедру.
