Я взбежал на третий этаж, на ходу прикидывая, как получше обставить свой визит. Прикинуться страховым агентом? Или участковым инспектором? Вот уж это я умею!
Можно еще сыграть перепутавшего адрес, заблудившегося в московских дебрях провинциала. Главное ― начать разговаривать, вступить в отношения. А там останется «узнать» знаменитого журналиста, выразить восхищение талантом и т. д. Тут уж, как говорит Прокопчик, начинает работать не требующая доказательств аксиома: кратчайшее расстояние между людьми ― кривая. Куда-нибудь да вывезет.
Но едва вылетев на лестничную площадку, я остановился как вкопанный: дверь квартиры Ванина оказалась полуоткрыта. У меня появилось нехорошее предчувствие: как бы в очередной раз в моей биографии не сыграть здесь роль понятого.
Осторожно войдя в квартиру, я огляделся.
Обычная московская «однушка», из которой и гроб-то не вынести. Крошечная прихожая, где дверь в совмещенный санузел не в силах разойтись с входной: открывать их можно только поочередно.
Проход в кухню через комнату ― все тот же Прокопчик именует такие апартаменты «баня, раздевалка через дорогу».
И дальше, как принято говорить у владельцев подобных жилищ, «зала». Узкий темноватый пенал, сам чем-то напоминающий домовину-переросток, с давящим на нервы низким потолком. Такие бывают в современных кладбищенских склепах из железобетона ― зимой сырых и промозглых, летом нагретых, словно печь крематория.
Я остановился на пороге, давая глазам привыкнуть к полутьме.
За плотно задернутыми шторами по их легкому трепетанию можно было предположить наличие открытого балкона. Там же, у невидимого сейчас окна, стоял стол, на котором темнели очертания компьютера, монитора и принтера. Прямо напротив меня притулился обеденный стол с двумя стульями, на нем угадывались расплывчатые силуэты нескольких бутылок и стаканов. Левее, у самой стены, несколькими грудами лежали прямо на полу книги и журналы вперемешку со старыми газетами.
А в нише, расположенной в противоположном от окна углу, стояла широкая и низкая двуспальная тахта. В царящем там полумраке уже совсем ничего не было видно, поэтому мне пришлось сделать несколько шагов вперед.
Посреди тахты неподвижно лежало тело.
В первое мгновение мне даже показалось, что это не одно тело, а сразу два ― одно на другом. Но потом, приглядевшись, перевел дух. Оно было одно — огромное, как крымская гора Аю-Даг, Медведь-гора. Еще немного приблизившись, я начал различать разметавшуюся по подушке длинную спутаную шевелюру и снова усомнился: уж не женщина ли это? Но потом вслед за шевелюрой сначала разглядел лежащие поверх мятого пододеяльника здоровенные волосатые руки, а после ― торчком уставившуюся в потолок распатланную бороду.
Мне оставалось всего ничего, чтобы подойти вплотную, и можно было бы уже рукой коснуться белеющего в полутьме мощного оковалка плеча. Как зачарованный, я вытянул вперед осторожные пальцы, и тут за моей спиной что-то грохнуло. Да так, что мои напряженные нервы не выдержали, я отдернул руку и отпрянул назад, испуганно озираясь. Прошли долгие томительные мгновения, прежде чем до моего замершего, как суслик посреди жнивья, мозга дошло, что это всего лишь хлопнула от сквозняка балконная дверь.
Но перевести дух я не успел: лежащее в двух шагах от меня безжизненное тело неожиданно издало какой-то невероятный звук, похожий на предсмертный рык раненого животного. Ноги мои едва не подкосились. Не справившись с собой, я наверняка рванул бы из квартиры вон, но немедленно вслед за этим рыком меня накрыла с головой волна коньячно-водочного перегара: стрингер Вантуз банально рыгал с перепою.
Закряхтели пружины ― это тело попыталось повернуться на бок, но неудачно: сил для смещения центра тяжести в нужном направлении не хватало.
Я кашлянул, надеясь привлечь к себе внимание, и мои надежды оправдались.
― Пиво принесла? ― не открывая прочно сомкнутых вежд, с сиплым клекотом поинтересовался Вантуз.
Вопрос явно адресовался не мне, но молчать было глупо, и я ответил:
― Нет.
― Почему? ― требовательно переспросило оно.
На это отвечать совсем уж было нечего.
Я подошел к окну и отдернул шторы. Все в комнате сразу потеряло налет драматической таинственности. Стол в объедках, пол в окурках. На подоконнике, на компьютере с принтером, на книгах и журналах лежал толстый слой пыли. Не хватало только принца, чтобы прервать столетний сон прекрасной принцессы. Хотя здесь нужнее был бы нарколог, чтобы прервать многодневный запой.
― Пи-ива-а! ― прокричал Вантуз, как кричат на пожаре: «Вод-ы-ы!»
Я всмотрелся в его серое, покрытое мелкими каплями пота лицо с обострившимися чертами и понял, что без пива тут и впрямь не обойтись. Если только в мои планы не входит развязать Вантузу язык с помощью столь изощренной пытки.
― Сейчас, ― сказал я. ― Держись. Три минуты продержишься?
Подъезжая к дому, я возле трамвайной остановки видел «стекляшку» с напитками.
― Гони! ― прерывисто выдохнул в ответ Вантуз. — Гони! Гони!
Когда, ободряюще громыхая бутылками «Балтики», я снова появился в квартире, он лежал все в той же позе, и только мелкий-мелкий озноб, сотрясающий тахту, выдавал в нем признаки жизни. Поставив пиво на пол рядом с ним, я стал оглядываться вокруг в поисках открывалки. Но Вантуз не глядя, исключительно на слух, протянул руку и цепко ухватил ближайшую бутылку за горлышко.
И не успел я удивиться тому, как он собирается с ней управиться, Вантуз зубами сорвал крышку и опрокинул в себя первую порцию. Потом процедура с небольшими перерывами повторялась еще дважды, после чего окончание серии ознаменовалось новым, но уже гораздо более умиротворенным рыком.
Только тут Вантуз позволил себе взглянуть на белый свет. Сперва он приоткрыл один глаз. Тяжелый, налитый свежим пивом зрак обозрел пространство и споткнулся на мне.
― А где эта… такая?.. ― с испугом вглядевшись в меня, почему-то низким шепотом поинтересовался стрингер.
― Какая? ― уточнил я, оглядываясь. ― Тут больше никого.
― О-о! ― в отчаянии простонал он.
И вдруг, сунув руку под одеяло, принялся судорожно шарить где-то в области собственного паха. Искомое никак не нашаривалось, потому что лицо Вантуза исказил уже не просто испуг, а натуральный ужас.
― Где?! Где?! ― бормотал он, вибрируя всем телом.
Но наконец пальцы его что-то нащупали. Черты
лица разгладились, из груди вырвался облегченный вздох. Выпростав из-под одеяла руку, Вантуз несколько мгновений рассматривал свою добычу, а потом облегченно отбросил ее в угол, где использованный контрацептив, чавкнув сырой лягушкой, шлепнулся на паркет.
