Потом из «вольво» вылезла баба. С копной русых волос, в длинном серебристом платье, на высоких каблуках. С шалькой на плечах. И с серебряной дамской сумочкой под мышкой. Она прошла недалеко от Прокопчика, и он в свете неоновой рекламы успел в профиль рассмотреть ее белое лицо с отчетливо подведенными черными бровями, нарумяненными щеками и яркими от помады губами.
Поскольку Прокопчик мог поклясться, что никаких женщин Мерин по дороге не подсаживал, то был слегка обескуражен. Но потом сообразил подойти к меринову «вольво» и, стараясь не привлечь внимания посторонних, сквозь стекла быстро обследовал салон с помощью фонарика. Его самые смелые предположения подтвердились: на заднем сиденье валялись опустевшая теннисная сумка, небрежно брошенные пиджак и брюки, а на полу ― кроссовки.
Прокопчик сделал паузу на самом, как ему казалось, интересном месте и выжидательно на меня уставился. Но я пока не торопился брать инициативу на себя. Только спросил:
― И какие выводы?
― Т-твой Мерин ― и есть Д-дама Бланк! ― выпалил он на одном дыхании. И уже неостановимо зачастил: ― Мы теперь т-твердо знаем, что в смерти Ш-шахова заинтересован был «Ф-фарус», ― раз! Мерин работает в службе безопасности «Ф-фаруса» ― два! Он ходит в женской одежде и б-белом парике ― три! Какие еще нужны д-доказательства?!
Что-то тут все выходило слишком просто. Почесав затылок, я поинтересовался:
― А сейчас его куда понесло? Или просто пристрастился? Ходить в бабском, а?
― Ну, Стасик, от кого д-другого, но от тебя я такого не ожидал! ― возмущенно заблажил Прокопчик. — Включи мозги! Неужели не ясно: он опять п-пошел кого-то резать! И если мы…
― Стоп, стоп! ― остановил я его. ― Не горячись. Натуральная Дама Бланк шляется по городу в белой накидке с красным подбоем. Тот, кто хочет скосить под нее, должен надеть что-то такое же. А ты говоришь ― серебристое платье. Нестыковочка!
От клокотавших в нем сильных чувств Прокопчик утратил дар речи. Потому что никаких комментариев на мои выкладки не последовало. Он только таращил на меня круглые от возмущения моим махровым обскурантизмом глаза и молчал.
― Ладно, ― махнул я рукой, ― нечего сейчас спорить. И гадать тоже. Куда, говоришь, он пошел?
― Т-туда, ― снова чудесным образом обретший способность разговаривать Прокопчик махнул рукой, указывая на противоположную сторону переулка. — В-видишь вон тот бар?
Я вгляделся. В свете разноцветных лампочек, обильно облепивших фасад вокруг входной двери, можно было прочесть название: «Худой бегемот». На вывеске под ним и впрямь было нарисовано некое подобие истощенной, как после неурожайного года, коровы с огромной жалобно разинутой пастью.
― Вообще-то, если ты прав, ― в сомнении заметил я, ― то по правилам надо бы рекогносцировочку… А то сунемся, не зная броду.
― П-пока будем менжеваться, уйдет! ― твердости и решительности Прокопчика сегодня не было предела. ― П-пошли! Если что, я тебя как командира п-прикрою широкими плечами!
― Ладно, ― согласился я. ― Двинулись. Только ты лучше прикрой меня широкой спиной. А то, боюсь, моя физия может вызвать у Мерина изжогу. Раньше времени.
Первым, кого мы увидели, переступив порог «Худого бегомота», был полицейский. Здоровенный сержант, косая сажень в плечах, тельняшка в распахнутом вороте форменной тужурки. Он сидел у входа за конторкой, положив на нее огромные волосатые ручищи. У меня слегка отлегло ― все-таки, случись чего, какая-никакая помощь. Удивило, правда, что страж порядка при виде нас почему-то сперва широко раскрыл глаза, а потом посуровел лицом и подозрительно уставился на вновь прибывших. Даже с места приподнялся. Но в конце концов так ничего не сказал, хотя его неодобрительный взгляд неприятно щекотал между лопаток все время, пока я шел по коридору.
Фейс-контроль тут у них, однако! Чем, интересно, мы ему не потрафили? Я даже представить себе не мог, как быстро это узнаю…
Сверкающие стеклянные двери, из-за которых слышен был приглушенный джаз, распахнулись перед нами. Мы вошли в полутемный зал и остановились на пороге, давая глазам привыкнуть к царящей здесь полутьме.
Первым, надо отдать ему должное, привык Прокопчик.
― Да, вот так они и жили ― с-спали врозь, а дети были… ― растерянно глядя по сторонам, пробормотал он.
И тут я тоже прозрел, поняв наконец, куда мы попали. За круглыми столиками сидели парочки — сплошь мужского пола. там и сям мелькали также и женские платья, но чудесные метаморфозы Мерина уже приучили нас к тому, что внешний вид бывает обманчив.
Гей-клуб.
Прокопчик попятился, но я шепотом гаркнул ему в ухо:
― Отставить!
― Стасик, ― пролепетал он, почти не оборачиваясь, ― это не наша д-дискотека. Мы здесь совсем чужие… Мы тут, м-можно сказать, из-г-г-геи…
― Ни шагу назад! ― комиссарским голосом скомандовал я, подтверждая приказ тычком в спину. — Видишь свободный столик в углу? Там темно, как… ― Тут я запнулся, сообразив, что это как раз тот случай, когда привычная метафора может оказаться слишком натуралистичной. ― Давай туда, смелее. Главное, помни: умри, но не дай поцелуя без любви!
Едва мы уселись на место (причем я вполоборота, почти спиной к залу), как рядом с нами легким смерчем закрутился верткий официантишко. Ловко раскладывая салфетки, пепельницы и картонные кружки для стаканов, он успевал вести одновременно и маркетинг, и рекламную кампанию.
― Я вижу, вы у нас впервые, ― развязно трещал этот халдей, откровенно оценочно разглядывая нас влажно блестящими из темноты глазами. ― Вдвоем? Или хотите с кем-нибудь познакомиться? Если желаете, сейчас пришлю вам парочку… Просто пальчики оближете!
― Ничего лизать мы тут не б-будем! ― неожиданно визгливо взвился Прокопчик.
Официант испуганно попятился. После чего, пожав плечами, удалился выполнять наш заказ (два пива и соленые чипсы), а я попытался урезонить Прокопчика:
― Послушай, у тебя представления какие-то замшелые. Нынче век-то уже какой ― двадцать первый! Они точно такие же люди, только их при раздаче маленько хромосомами обнесли. Что ж им теперь, не жить? Пришли сюда культурно посидеть, а ты орешь, как базарная баба!
― Я не б-баба! ― возмутился он еще больше. — Я мужчина на грани нервного с-срыва!
― Все, ― твердо сказал я, решив, что пора и власть употребить. ― Или ты сейчас же успокоишься и начнешь работать, или пошел вон, без тебя справлюсь.
― Ладно, ― смирился он. ― Но за п-последствия отвечать будешь ты.
― Какие еще последствия? ― не понял я. ― В подоле, что ли, принесешь? Пока что-то большим успехом мы с тобой тут не пользуемся. Никто на нас не бросается.
