Номер в квартире не отвечал. Я слушал длинные гудки до тех самых пор, пока телефонная станция не прервала это занятие в принудительном порядке. Слушал, ощущая, как нарастает во мне тревога.
Я уже съехал на шоссе Энтузиастов. Учитывая трафик, пилить до Перова мне было еще никак не меньше четверти часа. В голове крутились самые мрачные сценарии происходящего, пока я, к счастью, не вспомнил, что являюсь счастливым обладателем еще и сотового номера героя-любовника. Нашел его в блокноте, набрал и вскоре услышал в трубке знакомый баритон ― но наполненный неподдельным ужасом.
― О господи! ― подавленно простонали на том конце. ― Это… это… это ты?!
― Нет, это не она, это опять Северин, ― сообщил я, только тут сообразив, что высветившийся у него на дисплее номер был с того света: я чуть не довел чувствительного артиста до кондрашки. ― Вы полицию вызвали? И почему к телефону не подходите?
Всякое загнанное в угол животное от испуга к агрессии переходит мгновенно. Он заорал в трубку:
― Никого мы не вызвали! И правильно сделали! Откуда у вас телефон Нинель? Вдруг это вы ее… а?
― Откуда телефон, объясню при встрече, ― в противовес ему я старался говорить спокойным рассудительным тоном. Хотя давалось мне это с трудом. — А вы сейчас с Ксюшей постарайтесь подумать. Посоображать. Пошевелить мозгами. Она прячется? Да! Значит, она чего-то боится? Да! А чего прошу я? Я не прошу пускать в дом меня ― я хочу, чтобы не пус…
― З-звонят в д-дверь!.. ― неожиданно начав заикаться, просипел Моченев мне в самое ухо страшным шопотом.
Я похолодел: дребезжание звонка донеслось даже до меня. 2-я Владимирская была еще в минутах трехчетырех езды, не меньше.
― Не открывать! ― рявкнул я.
― П-пойду спрошу, к-кто, ― пролепетал он.
― Стой! ― завопил я что есть мочи. ― Нет! Нет!
Но то был глас вопиющего в эфире: этот кретин
отложил трубку и пошел к двери.
Дожидаться результатов я не стал. Просто вдавил педаль газа, подрезал автобус и у кинотеатра «Победа» проскочил на красный свет. Мне гудели и светили вслед. Следующий поворот ― мой. И тут совсем уж некстати начал накрапывать дождик.
Движение на дороге сразу замедлилось. На перекрестке перед следующим светофором собралась толпа машин. Я ткнул на телефоне кнопку спикерфона, кинул его рядом на сиденье. Ухватил руль двумя руками, врубил дальний свет и с бешеным визгом покрышек на мокром асфальте въехал на тротуар. Прохожие горохом посыпались в разные стороны, но я уже ни на что не обращал внимания.
Из спикерфона до меня доносились голоса, мужской и женский. Слов не разобрать, но по тональности могло показаться, что парочка о чем-то яростно спорит. Наконец Моченев вернулся в трубку. В голосе его слышалось облегчение:
― Говорит, участковый, соседи пожаловались, что живут посторонние…
― Отлично! ― проорал я, на полном ходу соскакивая с тротуара на 2-ю Владимирскую. Зубы клацнули так, что получилось «Отрично!». ― Спроси фамилию и перезвони «911»! Пусть по адресу соединят тебя с райотделом, узнай, есть такой участковый или нет!
― Понял! Иду! ― подтвердил герой-любовник. Слава богу, ему и впрямь что-то стало понятно: даже заикаться перестал.
Я хотел еще крикнуть вдогонку, чтоб до моего приезда на всякий случай не открывал и участковому, но тут в трубке раздался треск, будто он ее на радостях грохнул об пол, и разговор прервался.
Перезванивать я не стал: дождь без объявления войны хлынул как из перевернутого корыта, дворники перестали справляться, мгновенно запотели боковые стекла. Номера домов почти пропали из виду, я едва не пропустил нужный мне поворот. В последний момент, почти не снижая скорости, свернул во двор и помчался по лужам, поднимая грандиозное цунами. Но далеко не уехал.
Это была дряхлая панельная пятиэтажка, длинная, как электричка. Я выскочил из машины, задрал на голову воротник и побежал вдоль подъездов, пытаясь сквозь ливень различить, что написано на табличках с номерами квартир. Когда нашел нужный, на мне уже не было ни одной сухой нитки.
Все, финиш, это здесь, на втором этаже.
Я с разбегу затормозил и только тут понял, что не знаю, как быть дальше. Бежать наверх, к квартире? А если там не полиция, а киллер с пистолетом? Ждать здесь? Так ведь дождешься его же… А тут еще ливень прибавил ― хлынуло на голову сплошным водопадом. И это решило сомнения: стоять, дожидаясь не знамо чего под ледяной Ниагарой, было полным кретинизмом. Я обреченно прошлепал по лужам в подъезд.
Здесь было сухо. И страшно.
Страшно, потому что абсолютно темно. И абсолютно тихо. Я отчетливо слышал шорох стекающих с меня капель. А не видел вообще ничего. Даже собственной руки. И тут над моей головой раздался знакомый звук: так скрипит медленно открываемая дверь. А вместе со звуком выскользнул и упал в пролет слабый отблеск света.
― Валера? ― едва прошелестел я, задрав голову. И через секунду повторил еще раз, погромче: ― Валера? Ксюша?
Вместо ответа дверь снова коротко скрипнула, и призрачный свет пропал. Словно рак-отшельник высунул голову на лестницу, пошевелил усами и снова спрятался в квартире-раковине.
Я ощупью добрался до перил и начал медленно подниматься по лестнице. Уже не особенно таясь. В ботинках хлюпало, как у Дуремара, ловца пиявок, и пытаться изображать, что меня тут нет, было как минимум глупо. Перила кончились, короткими шаркающими шажками я пересек лестничную клетку, нашарил новые, ведущие к… Я старался не думать, к чему именно. Просто хлюпал себе по ступенькам. И оказался в конце концов на площадке второго этажа.
Там я снова увидел свет. Но в отличие от Создателя никак не мог сказать, что это хорошо. Потому что свет исходил из небольшой дырки на уровне моего живота. Дырка была с неровными краями, и вывод напрашивался один: передо мной входная дверь в квартиру, а на месте дырки раньше был замок.
― Валера! Ксюша! ― на этот раз громко произнес я, чувствуя как напряженно вибрирует мой голос. Но ответа не получил. Стало ясно, что надо потихоньку хлюпать отсюда подальше. А лучше даже не потихоньку.
Не стану врать, дверь с разбитым замком манила скрытой за ней загадкой. И любой супермен обязательно поперся бы туда посмотреть что к чему. Но я-то не супермен. Жизнь выбила из меня много дури, и оставшейся уже не хватало, чтобы лезть сейчас на рожон. Приняв это разумное решение, я повернулся, чтобы нашарить ведущие вниз ступеньки. И даже успел сделать крошечный шажок в этом направлении, когда узнал, что возомнил о себе слишком много: самостоятельных решений мне больше не полагалось.
В мой загривок уперлось что-то твердое и холодное. А сиплый голос негромко, почти шепотом, произнес: