— Для чая слишком рано, а кофе я сегодня не варила, так что
ничем не могу тебя угостить. А если ты таким манером хочешь осмотреть мое
жилище — сначала запасись ордером, иначе я тебя и на порог не пущу, ты меня
знаешь.
Констебль Митчелл действительно хорошо знал Луизу. Он знал,
что она не любит связываться с полицией, предпочитая все свои проблемы решать
самостоятельно. И еще он помнил, как она здорово отлупила его, когда им обоим
было по десять лет. А с тех пор Луиза сильно подросла, и рука у нее стала
гораздо тяжелее.
— Ладно, Луиза, не буду тебя больше задерживать. Я, пожалуй,
пойду. Но если ты вспомнишь что-нибудь насчет сегодняшней ночи — позвони мне,
телефон ты помнишь.
— Помню, Гэри, и непременно позвоню, — успокоила
констебля Луиза и закрыла дверь перед самым его носом.
Закрыв дверь, она озабоченно огляделась и прошла в спальню.
Ночной гость полусидел на кровати и смотрел на нее с
выражением виноватого беспокойства.
— Простите, мэм… я вломился в ваше жилище, выпил ваше виски
и, похоже, занял вашу кровать… но мне было здорово плохо… а все расходы я вам
непременно компенсирую…
— Против этого я не возражаю, сынок, — ответила Луиза,
осматривая гостя. — Только для начала скажи мне, как ты себя чувствуешь и
какое отношение имеешь к выстрелам, которые сегодня ночью слышал Берт Финчли?
— Берт Финчли? Кто это — Берт Финчли? Это тот человек, с
которым вы сейчас разговаривали?
— Нет, я разговаривала с констеблем, а Берт Финчли — это
старый маразматик, который от нечего делать постоянно сует нос в чужие дела…
Так как насчет выстрелов сегодня ночью?
— Одно вам могу сказать, мэм: я ни в кого не стрелял,
стреляли в меня… а потом сбросили в воду, и я с трудом выбрался из реки, когда
те люди ушли.
— Вода сейчас холодная, — протянула Луиза.
— Совершенно верно, мэм. Поэтому мне и пришлось позаимствовать
ваше виски. Но вы не волнуйтесь, я вам все возмещу… и немедленно покину ваш
дом…
— Я не осуждаю тебя за то, что ты выпил виски, —
проговорила Луиза после небольшой паузы. — Вода сейчас действительно очень
холодная, просто ледяная. Я немного сердита на тебя за то, что ты пролил все
остальное, но это тоже можно объяснить. А насчет того, чтобы немедленно уйти —
на твоем месте я бы не горячилась: я пятьдесят лет знаю Гэри Митчелла и не сомневаюсь,
что он спрятался где-нибудь поблизости и следит за моим домом, чтобы выяснить,
кого я у себя приютила. Так что не торопись, а лучше скажи, что ты
предпочитаешь на завтрак — омлет с ветчиной или пару вареных яиц?
Луиза, как уже было сказано, не была хозяйственной женщиной,
но сейчас в ней неожиданно проснулся материнский инстинкт, и ей захотелось
окружить заботой этого совершенно незнакомого и довольно подозрительного
человека.
Позавтракав и выпив огромную кружку крепкого кофе, Павел
почувствовал себя гораздо лучше. Луиза почистила его одежду, и сейчас он
выглядел почти прилично, несмотря на ночное купание в реке. Павел вытащил из
кармана бумажник, отсчитал несколько купюр и положил их на стол. При этом из
бумажника случайно выпал розовый картонный прямоугольник.
— Не мусори, парень! — Луиза наклонилась и подняла
картонку. Взглянув на рисунок — золотистый фламинго на розовом фоне — она
невозмутимо проговорила: — Приятное местечко… я там была один раз…
— Что?! — переспросил Павел, уставившись на нее. —
Вы знаете это место? Вы бывали там?
— А что такого? — Луиза пожала плечами. — Мой
бывший муженек, не к ночи будь помянут, сводил меня туда как-то раз, вскоре
после женитьбы. Там играют джаз… скучновато, но уютно. Хотя по мне в «Слоне и
корзине» гораздо веселее.
— Странная визитка, — продолжал Павел. — Ни
названия на ней, ни адреса…
— Они это специально, чтобы не привлекать случайных людей.
Порядок у них такой — пускают только завсегдатаев и их друзей, ну и дают им
такие карточки, чтобы следующий раз сами могли прийти.
— А что это за заведение, где оно, как называется?
— Ну, парень, ты даешь! — усмехнулась Луиза. — Это
же я у тебя нашла их визитку! Это клуб «Золотой фламинго», на «Олд-Вик»,
недалеко от Стрэнда…
Павел заторопился. Луиза вздохнула, но не стала его
задерживать. Она вывела своего странного гостя через заднюю дверь и объяснила,
как дойти до улицы, на которой можно поймать такси.
Через полчаса Павел проехал по Флит-стрит, по Стрэнду и
выехал на «Олд-Вик». Водитель остановился неподалеку от знаменитого театра с
тем же названием и сообщил:
— Приехали, сэр. Вот он — клуб «Золотой фламинго».
Павел расплатился и подошел ко входу.
Перед дверью стоял рослый афробританец в удивительно
элегантном пальто. Он выжидательно улыбнулся Павлу и осведомился:
— Вы что-то ищете, сэр?
Вместо ответа Павел протянул ему розовую визитку.
— О, прошу вас, сэр! — Швейцар распахнул перед ним
дверь. — Значит, вы уже бывали у нас! А мне, видать, пора на пенсию — я
вас не вспомнил! — И он удрученно покачал головой.
Зал, куда он вошел, напоминал пещеру. Золотистые светильники
свисали с потолка, как сталактиты. Или сталагмиты, Павел всегда путал
направление. Они горели тусклым, приглушенным светом, едва освещая столики в
глубоких нишах и создавая интимную и немного таинственную атмосферу. Чуть в
стороне, на небольшом возвышении, стоял белый концертный рояль, за ним сидел
чернокожий пианист и негромко наигрывал какое-то классическое джазовое ретро.
Кажется, эта композиция называется «Осенние листья».
Павел выбрал столик подальше от эстрады, сел в самый темный
угол, чтобы не было видно его помятого лица. Официант возник рядом неслышно,
протянул меню.
В зале было прохладно, как в настоящей пещере, внутри у
Павла зародилась противная мелкая дрожь, вспомнилась черная ледяная вода, в
которой он против своей воли вынужден был искупаться накануне, отвратительно
заныли ушибленные части тела. Хорошо бы выпить чего-нибудь покрепче, чтобы
унять дрожь, пока она еще не вышла наружу. Официант забеспокоится, если его
начнет трясти, как больного пляской святого Витта.
Однако еще больше он забеспокоится, если Павел закажет
неразбавленное виски в такую рань. Принесет, конечно, однако будет
присматриваться, наблюдать издалека, запомнит его, а учитывая несвежую одежду и
побитый вид, сразу же заподозрит неладное.
В результате таких раздумий Павел заказал кофе — большую
чашку и погорячее.
Пианист покончил с «Листьями» и исполнял теперь «Летнюю
пору» Джорджа Гершвина, откинувшись на стуле и прикрыв глаза, как это делал
незабвенный слепой пианист Эррол Гарнер. Павел вроде бы ненароком выложил на
стол розовую карточку с силуэтом фламинго и задумался, потягивая кофе.
Зачем он сюда пришел? Затем, что ему некуда больше идти.
Старик погиб, а ему срочно нужно получить информацию. Кто были эти трое,
которые хотели отбить его у людей шейха? Русские, это несомненно, явно
профессионалы, хотя… профессионалы не устраивают такого шума в приличной
европейской стране, где полиция занята только тем, что день и ночь охраняет
своих добропорядочных граждан от посягательств на их покой и мирный сон по
ночам. Профессионалы действуют тихо, незаметно и аккуратно.
