Павел немного отстал от террористов, чтобы они не заметили
преследования, и когда он свернул вслед за ними на перекрестке, не увидел ни
одной из их машин.
Доехав до следующего перекрестка, свернул налево — и опять
никого не увидел. Развернулся, поехал в обратном направлении, проехал несколько
кварталов, но снова не нашел ни одной из машин «Джихада».
Он раздраженно ударил кулаком по рулю: потратить столько
времени и упустить арабов в самый неподходящий момент!
И тут он заметил узкий проезд между домами, на который
раньше не обратил внимания.
Этот проезд был образован изгородями, ограждающими задние
дворы домов, выходящих на соседние улицы. Собственно, задние дворы лондонских
домов — это не дворы, а небольшие садики, без которых англичане не представляют
полноценного существования. Учитывая высокую стоимость земли, именно по размеру
такого садика и можно определить благосостояние жильца.
На первой скорости Павел подъехал к этому проезду и заглянул
в него.
Метрах в ста от развилки стоял рядом с высоким забором джип
защитного цвета — тот самый, на котором приехал на базу террористов лысый
толстяк.
Павел припарковал свою машину неподалеку от поворота,
огляделся по сторонам и перемахнул через изгородь, оказавшись в одном из
садиков. В углу сада имелся розовый куст, укрытый на зиму еловыми ветками,
рядом с ним стояли круглый пластмассовый стол и пара стульев. К задней стене
дома были прислонены грабли.
Павел крадучись пересек дворик и перескочил ограду,
отделявшую его от соседнего участка.
Здесь вместо розового куста росла пара кустиков жимолости,
на веревке сохло разноцветное белье. Возле самого забора умывалась крупная
пятнистая кошка. Увидев Павла, она прервала свое занятие и возмущенно зашипела.
Павел перебрался через следующую изгородь и выглянул в проулок.
Теперь он был совсем близко от джипа.
Машина стояла вплотную к противоположной ограде, лысый
толстяк затаился за ней, явно кого-то поджидая. В правой руке он сжимал черный
пистолет, как разглядел Павел — «глок», любимое оружие террористов, которое
легче всякого другого пронести через металлоискатель, поскольку этот
австрийский пистолет почти полностью сделан из пластмассы.
С другой стороны дома послышались громкие голоса, затем
несколько выстрелов. Толстяк насторожился, поднял ствол «глока», снял его с
предохранителя.
В это время за оградой раздались торопливые шаги, хриплое
дыхание, и над забором показалось лицо.
Павел мгновенно узнал этого человека. Он видел его только
один раз вживую — той ночью на причале, когда его едва не утопили люди шейха
Абд-Амина. Дело было ночью, но на лицо этого человека упал яркий свет фонаря,
Павел сумел разглядеть его, и это лицо отчетливо запечатлелось в его памяти. И
второй раз он видел это лицо на экране компьютера, когда Элис показала ему
досье. Абдул Касим, он же — Владислав Сорокин, он же — Гюнтер Трамп, он же —
Милорад Дружич… возможно, у него были и другие имена.
Носитель этих многочисленных имен с заметным трудом
перебросил свое тело через ограду. Он был явно ранен.
Лысый толстяк обрадовался, как затаившийся в засаде охотник,
на которого загонщики выгнали редкого зверя. Вскинув «глок», он бросился
навстречу Абдул Касиму…
Но Павел, перемахнув ограду со своей стороны проулка, одним
прыжком настиг толстяка и оглушил его ударом сцепленных в замок рук по затылку.
Толстяк глухо ухнул, как филин, и завалился на бок. Павел повернулся к своему
соотечественнику. Тот тяжело дышал, привалившись к ограде, на его груди ниже
правой ключицы расползалось кровавое пятно. Видимо, он израсходовал последние
силы на то, чтобы перебраться через ограду, и теперь на глазах слабел. Ноги его
подгибались, и он начал сползать на землю.
За оградой послышались приближающиеся голоса террористов.
Павел подхватил Влада и втолкнул в джип. Вскочил на
водительское сиденье. Ключ, к счастью, торчал в зажигании. Он с ходу рванул
машину и проехал сотню метров по проулку до того места, где бросил свою машину.
Здесь он остановился, вытащил Влада, который уже терял сознание, и перенес в
свою машину, уложив его на заднее сиденье. Хотя это заняло у него довольно
много времени, он посчитал, что уезжать на джипе террористов слишком опасно —
они могут найти свою машину, да и сами террористы наверняка на заметке у
Скотленд-Ярда, так что этот джип могут остановить на улице.
В последний момент он потратил еще несколько секунд,
прорезав ножом шины джипа, чтобы арабы не смогли на нем броситься в погоню.
Остальные свои машины они, судя по всему, оставили по другую сторону от дома.
Когда Павел захлопнул дверцу и тронулся, из проулка по нему
несколько раз выстрелили — террористы нашли бесчувственного толстяка и поняли,
что произошло.
Павел набрал скорость и помчался по кривым улицам, то
взбираясь в гору, то резко спускаясь вниз, хотя каждый такой маневр
сопровождался мучительным стоном Влада на заднем сиденье.
Ему нужно было уйти от преследования — но также нужно было
оказать помощь Владу, если не из человеколюбия, то ради того, чтобы получить от
него ценную информацию.
Убедившись, что погони за ними нет, и отъехав достаточно
далеко от дома, где скрывался Влад, он остановил машину в безлюдном месте и
осмотрел раненого.
Сорокин был без сознания, кровь обильно сочилась из раны и
уже насквозь пропитала свитер. Нужно было немедленно что-то предпринять, или он
умрет от потери крови.
Павел нашел автомобильную аптечку, достал из нее ватные
тампоны, зажал ими рану и закрепил повязку несколькими полосками пластыря. Он
понимал, что таким примитивным способом не остановит кровотечение. Срочно нужна
была квалифицированная медицинская помощь.
Словно прочитав его мысли, Влад неожиданно открыл глаза и
слабым, но внятным голосом проговорил:
— В больницу мне нельзя.
— А с чего ты взял, что я собираюсь везти тебя в
больницу? — Павел постарался придать своему голосу безразлично-угрожающую
интонацию. — Тогда, ночью, на мостках, ты меня чуть не пристрелил! Спасло
меня только чудо. Так что никакой благодарности я к тебе не испытываю. Выкину в
канаву — и все дела.
— Зачем же тогда ты вытащил меня? — Интонация Влада
была настороженной и недоверчивой, и это обрадовало Павла: лучше страх, лучше
недоверие, лучше подозрительность, лучше любая эмоция, чем безразличие
умирающего.
— Зачем? — переспросил он. — Чтобы арабы, перед
тем как убить, не выкачали из тебя лишних сведений. Они это умеют…
Веки Влада опустились — то ли в знак согласия с последними
словами, то ли просто от накатывающей слабости.
— Могу предложить сделку, — поспешно проговорил Павел,
стараясь удержать раненого на краю сознания, не дать ему сползти в
беспамятство.
