Он соглашался на все, лишь бы выбраться из этого
сверкающего, яркого ада, в котором для него и таких, как он, нет места…
К счастью, конференция скоро закончилась, и Андрей
отправился в аэропорт. Володя приехал проводить его и на прощание, выразительно
взглянув, проговорил:
— Я на тебя очень рассчитываю!
Андрей кивнул и пошел на паспортный контроль.
Вернувшись к себе в «Иркутск-18», он испытал двойственное
чувство.
С одной стороны, по сравнению с ослепительной европейской и
даже московской жизнью здесь ему все показалось еще более мрачным, унылым и
бедным, чем прежде.
Зато с другой стороны, все здесь было надежным, устойчивым,
привычным и безопасным. Здесь он мог не ждать ужасных неожиданностей, которые
подстерегали его в Праге за каждым поворотом.
Скоро он втянулся в прежнюю монотонную жизнь, и поездка на
конференцию стала казаться ему сном. Все эти стрип-бары и казино, эти
элегантные негры и бандиты с черными усиками — все это не имело к нему никакого
отношения. Как и немыслимая по здешним меркам сумма долга.
Андрей успокоился и принялся жить своими прежними заботами и
переживаниями. Снова шустрый сотрудник четвертой лаборатории выхватил у него
из-под самого носа грант, снова начальство не давало денег на модернизацию
экспериментальной установки…
Так прошло две недели.
Андрей сидел дома, грыз сушку и обдумывал схему очередного
эксперимента, когда вдруг тревожно зазвонил телефон.
Андрей взволновался: звонили ему домой очень редко, а если
звонили — это обычно значило, что случилась какая-то неприятность, например, в
лаборатории стряслось какое-то ЧП.
Он схватил трубку и произнес:
— Что случилось?
— Пока ничего, — ответил смутно знакомый голос. —
Но время идет, а от тебя ни слуху ни духу.
— Это ты? — Андрей узнал голос бывшего одноклассника, и
сердце его упало.
Перед его глазами как в калейдоскопе замелькали яркие
картинки: вульгарная девица с лифчиком в руке, вращающееся колесо рулетки,
мерзкие усики и волчий оскал Пабло — все то, что он уже привык считать
кошмарным сном.
— А ты ждал звонка от кого-то другого? — В голосе
Володи прозвучала насмешка. — Ну, извини, старик, если я тебя разочаровал!
Но, если честно, ты меня тоже немного разочаровываешь. У меня складывается
впечатление, что ты забыл о нашей договоренности.
— О какой договоренности? О чем ты говоришь? Ты не
понимаешь, чего просишь от меня!
— Нет, старик, это ты не понимаешь. Я поручился за тебя,
гарантировал возврат долга — а такими вещами не шутят.
«Ты сам виноват, — хотел сказать Андрей. — Если бы
не встреча с тобой, ничего бы не случилось…»
Но эти слова застряли у него в глотке, он просто не смог их
произнести.
— Кстати, если ты думаешь, что теперь это только моя
проблема, то ты ошибаешься. У нашего смуглого знакомого большие связи… по обе
стороны Уральского хребта. Так что лучше не пытайся шутить с ним. Лучше не
пытайся.
— По телефону… разве можно говорить об этом по
телефону? — слабо сопротивлялся Андрей.
— О чем? — Слышно было, как Володя на другом конце
провода усмехается. — Разве мы с тобой говорим о чем-то предосудительном?
Да ни в коем случае! Просто два старых приятеля болтают о том о сем после
недавней встречи!
Володя повесил трубку, но Андрей еще долго сидел, тупо глядя
перед собой. То, что он отбросил от себя, то, что считал кошмарным сном,
вылезло наружу и стучалось в его дверь. Володя угрожал ему — спокойным,
доброжелательным голосом, но угрожал.
И тут Андрей задумался, кто же он такой? И есть ли у его
бывшего одноклассника возможность и вправду испортить ему жизнь? Или даже
отнять ее… Андрей со стыдом сообразил, что так и не успел расспросить Володю,
чем же он занимается. Вид он имел совершенно западный, это было понятно даже
такому неопытному человеку, как Андрей Лагутин. Стало быть, работа его связана
с частым пребыванием за границей. Деньги у него есть, и, видимо, большие, стало
быть, и возможности есть. Однако связи сомнительные: тот, с усиками — самый
настоящий мафиози, просто как с экрана сошел! Однако угрожают-то ему не как в
кино…
Впрочем, может быть, это пустые угрозы?
Здесь, в «Иркутске-18», Европа и все, что там происходит,
казалось далеким и нереальным, как потусторонняя жизнь.
На следующее утро Андрей подходил к проходной, когда
навстречу ему попался странный человек в коротком черном пальто и надвинутой на
глаза кепке.
— Мужик, где тут Инструментальная улица? — спросил он,
ухватив Андрея за локоть.
— Инструментальная? Это далеко, это вам нужно на
троллейбусе… — пробормотал тот бесцветным, вялым спросонья голосом и
попытался вырвать руку.
Однако незнакомец вцепился в нее как клещ.
— Привет тебе от Володи, — зашептал он прямо в
ухо. — Про должок напоминал. Велел сказать, что времени у тебя ровно
неделя. Сделаешь, что велено, я с тобой снова встречусь и передам ксиву и
билеты…
— Какую ксиву, какие билеты? — испуганно залопотал
Андрей. — Вы меня с кем-то…
— Спасибо, мужик, спасибо! — радостно и громко произнес
незнакомец. — На троллейбусе, значит? Спасибо!
Он улыбнулся, сверкнув золотым зубом, и выпустил наконец
затекшую руку Андрея. Андрей припустил к проходной, но перед самой дверью
воровато оглянулся.
Человек в кепке стоял на углу, руки в карманы, и пристально
смотрел на Андрея. Перехватив его испуганный взгляд, он улыбнулся широко и
нагло, на всю улицу сверкнув зубом. Улыбка эта ясно показала Андрею, что никуда
он не денется, сделает все, что велят.
«Ну, допустим, сделаю, — думал Андрей, поднимаясь на
четвертый этаж лабораторного корпуса. — А почему, собственно, не сделать?
Кому и чем я обязан? Меня обошли везде, где только можно. Мне недодали всех
житейских благ… собственно, у меня украли саму жизнь! И теперь, когда я попал в
такой чудовищный переплет, разве кто-то помог мне? Разве кто-то протянул мне
руку помощи? Нет, в этой жизни каждый за себя, каждый умирает или выживает в
одиночку. И я имею полное право сделать что-то для спасения своей собственной
шкуры. Да еще и останется мне кое-что на хорошую жизнь».
Он остановился на площадке, пораженный своими мыслями.
Неужели это он, Андрей Лагутин, талантливый юноша, способный человек,
многообещающий ученый, как говорили про него когда-то, неужели он решился на
преступление?
А что ему еще остается делать? Его все бросили и предали —
жена, родители, наука. Уход жены он смог пережить, потому что, если честно,
никогда ее сильно не любил. Родители — чужие люди, им никогда не понять друг
друга. В юности отец требовал от него высоких результатов, прикрывался громкими
словами — хочу, дескать, чтобы ты, сын, стал порядочным человеком и не
разочаровывал меня! Вот он стал порядочным человеком, и кому от этого хорошо?
Теперь все громкие слова выветрились из лексикона отца, ему на старости лет
хочется вкусно есть и мягко спать, так отчего же было не отбросить лицемерие и
не объяснить сыну в свое время, как правильно строить жизнь? И наука здесь
совершенно ни при чем.
